Юджиния Райли - Любовники и прочие безумцы
— У тебя есть сорок восемь часов на размышление. Если по истечении этого срока ты не отдашь мне бумаги, я выпущу тебе мозги.
— Бумаги? Какие бумаги? — взвизгнула она.
— Не юли, гадина! — прорычал он, размахивая револьвером у нее под носом. — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Бумаги, которые дал тебе на хранение твой любимый братец Фрэнки. — Он прижал дуло револьвера к ее виску и взвел курок. Тереза замерла от страха. — Через сорок восемь часов я вернусь.
Он медленно отошел к окну и неуклюже вылез на улицу.
Несколько секунд Тереза не могла пошевелиться, потом глубоко вздохнула и заорала во все горло.
Тут же в комнату влетел Чарлз. Он был в одних трусах — боксерских, в красно-зеленую клетку, — с пистолетом в руке и Дорис Хуан под мышкой.
— Что случилось, Тереза?
Тереза натянула простыню до самого подбородка и истерически захохотала. Кошка и пистолет были весьма комичным дополнением к голому Чарлзу с всклокоченными волосами и растерянным спросонья лицом. Впрочем, Дорис Хуан выглядела еще нелепее: шерсть дыбом, морда злобно оскалена.
И все же, несмотря на свой испуг, она не могла оторвать глаз от Чарлза, от его великолепного тела — стройного, гибкого и загорелого, с литыми мускулами и темно-каштановыми волосками на груди и ногах. И этот обнаженный атлет стоял не где-нибудь, а в ее спальне, в то время как сама она лежала в постели, тоже едва одетая.
— Ч-Чарлз, ты неприлично выглядишь, — наконец пролепетала она, заикаясь. — И зачем ты взял мою кошку?
Нахмурившись, он поставил животное на пол. Дорис Хуан зашипела и быстро юркнула под кровать.
— Она влетела в гостиную и разбудила меня, нахально запрыгнув мне на живот. А вскоре мы услышали твой крик, и я бросился тебя спасать, прихватив с собой Дорис. — Он подошел ближе и встревожено посмотрел на Терезу. — В чем дело? Тебе приснился кошмар? Или ты увидела мышь?
Тереза продолжала бесцеремонно его разглядывать.
— Ну что ж, по крайней мере теперь мне не придется ломать голову над тем, какие трусы ты носишь — “боксеры” или плавки, — сказала она с усмешкой. — Но почему в клеточку, Чарлз? Это что, последний крик моды тайного агента?
Его губы сложились в легкую улыбку.
— Будучи человеком жизнерадостным, я предпочитаю веселенькие расцветки, милая. А теперь, Тесс, пожалуйста, избавь меня от своего неуместного юмора и скажи наконец, что тебя так напугало.
Она пожала плечами:
— Ладно. Только что ко мне приходила… свинья.
Он засмеялся:
— Ты шутишь? Думаю, это была кошка.
— Говорю тебе, свинья, да еще с револьвером! — объявила она.
Чарлз сдержал ухмылку.
— А я и не знал, что свиньи носят оружие.
— Прекрати смеяться! — вскричала она. — Это действительно было, Чарлз. В мою спальню пробрался какой-то мужчина…
Чарлз выпучил глаза:
— Ты серьезно?
— Черт возьми, конечно, серьезно! У него был настоящий револьвер — огромный, как пушка.
— Ты хочешь сказать, сорок пятого калибра?
— Откуда я знаю? Он приставил его к моему виску, прорычал какие-то угрозы и ушел.
— О Боже! — Побледнев, Чарлз подошел к Терезе и через простыню дотронулся до ее плеча. — С тобой все в порядке, детка?
Согретая его прикосновением и опьяненная тем серьезным участием, которое угадывалось в его взгляде, она слабо кивнула.
— Как видишь, я цела и невредима.
— Ты узнала этого человека?
— Чарлз, как я могла его узнать? На нем была маска с капюшоном.
— Это мог быть один из тех бандитов, которые вчера громили твой дом?
— Да. Такое вполне вероятно.
Чарлз беспокойно огляделся:
— Ты думаешь, он сейчас где-то поблизости?
Она махнула в сторону окна:
— Он вылез в окно.
Чарлз бросился к окну и выглянул во двор. Тереза невольно обратила внимание на его крепкие, упругие ягодицы, обтянутые трусами, и громко застонала. Черт, да у этого парня просто шикарная задница!
— Ага, я понял, как он сюда забрался, — пробормотал Чарлз, навалившись на подоконник. — Он снял оконную сетку. — Установив сетку на место, он закрыл окно и запер его на щеколду, потом выпрямился и обернулся к Терезе. — Но во дворе никого не видно.
— Слава Богу.
— Он сказал, зачем приходил?
— Да, он высказал несколько требований, целясь мне в голову из револьвера.
Чарлз быстро подошел к кровати, сел и ласково погладил Терезу по щеке, сочувственно глядя ей в глаза.
— Бедняжка! Ты, наверное, здорово испугалась?
— Да, — проговорила она чуть слышно, взволнованная его близостью.
— Иди сюда, — шепнул он и притянул ее к себе.
— Чарлз!
Простыня упала, открыв ее легкую, без рукавов, атласную ночную рубашку. Тереза прильнула к теплой твердой груди Чарлза, ощущая своим лицом его небритую щеку. Она понимала, что надо возмутиться, оттолкнуть его, но не могла: в его объятиях было так приятно, так хорошо! Завороженная его запахом и теплом, она почувствовала, как напрягаются ее соски, прижатые к его мускулистому торсу. Она нуждалась в его утешении… нуждалась в нем самом, хотя и боялась себе в этом признаться.
Дорис Хуан запрыгнула на кровать и начала громко мурлыкать и бесстыдно тереться боками об их тела.
Чарлз целовал волосы Терезы, а она млела от его нежности.
— Э… Чарлз, — наконец выдавила она, — тебе не приходило в голову, что мы с тобой полуголые?
— О да, дорогая, — прохрипел он, — и, сказать по правде, мне это нравится.
Он приподнял лицо Терезы и ласково поцеловал ее в губы. Дорис Хуан замурлыкала громче. Тереза забыла про все: про опасность, про свой страх. В это мгновение она думала только о Чарлзе. Она прижалась к нему всем телом, обвив руками его шею. Он застонал от страсти, его рука скользнула по ночной рубашке, лаская ее грудь и живот, потом остановилась на обнаженном бедре.
Столь смелый натиск вернул Терезу к реальности. Она отпрянула, тяжело дыша, и увидела, что он улыбается.
— Ты пугливая, да? — весело спросил он.
— У меня есть причина.
— А я умею успокаивать пугливых дамочек, — прошептал он в ответ, уверенно привлек ее к себе и медленно, дразняще провел губами по ее теплой щеке.
От этой ласки и жаркого дыхания Терезу бросило в дрожь. Откуда у него такая власть над ней? Надо быть осторожнее: он угадывает сигналы, которые подает ее тело!
— Успокойся, милая, ты в безопасности, — проговорил Чарлз. — Даже кошка меня одобряет — ты только ее послушай!
Дорис, казалось, и впрямь пребывала в экстазе. С важным видом расхаживая по постели, она терлась о них и тарахтела, как гоночный автомобиль, набирающий обороты.
— Это потому, что у нее мораль уличной кошки.
Он усмехнулся и пригладил ее растрепанные волосы.
