Барбара Делински - Загадка неоконченной рукописи
Она понятия не имела, что могла означать буква «Б». Она спрашивала у многих, но никто этого не знал.
Ящик с почтовой бумагой был замечательным местом, где можно было оставить послание. На месте Конни, передавая дом со всем содержимым ребенку, которого никогда не знала, Кэйси бы так и сделала.
Обе стопки бумаги были аккуратно сложены, но ни на одном из верхних листков не было ни малейшей отметки.
Расстроившись окончательно, она закрыла и этот ящик, выдвинула тот, что был над ним, и нашла с полдюжины коробочек для мелочей. В одной были резинки, в другой – ластики, в третьей – промокашки. В последней гремели леденцы.
Она любила леденцы – во время учебы в аспирантуре просто не расставалась с ними, а привычка разгрызать, а не сосать их стоила ей нескольких сломанных зубов. Поэтому она не могла сказать, что преуспела в правильном поедании леденцов, но Конни не мог об этом знать. Она могла бы вообразить, что он наполнил коробочку, думая о ней, если бы это не было совершенно невозможно. Она потянулась за леденцами, но передумала и убрала руку.
Закрыв ящик, она выдвинула тот, что был в центре. В узком пенале лежало несколько карандашей Bic, и у нее на сердце полегчало. Она ненавидела карандаши Bic, никогда в жизни не пользовалась ими. Она предпочитала карандаши Mont Blanc. Это, должно быть, был привет от матушки.
Чувствуя себя отмщенной, с удовольствием сознавая, что хотя бы в этом она не была согласна с Конни, она выдвинула ящик до конца. За пеналом лежала деревянная линейка, а еще дальше – конверт из манильской бумаги.
Когда Кэйси достала конверт, ее сердце бешено застучало. На передней стороне, наверняка его рукой, было нацарапано: «К». «К» могло значить «Корнелиус», но она не могла представить, зачем ему было писать на конверте свой инициал. «К» могло значить и «Кэйси».
С отчаянно бьющимся сердцем она открыла конверт и достала пачку скрепленных зажимом листов бумаги. «Флирт с Питом», – прочитала она в центре первой страницы и ниже, буквами помельче: «Записки».
«Флирт с Питом. Записки».
Кэйси пролистала страницы. Они были покрыты текстом с обеих сторон, сверху донизу, и на каждой стоял номер. Она вернулась к первой.
«Флирт с Питом. Записки».
«К» означало «Кэйси». Что-то, что сказало ей о том, что это действительно так, заставило ее действовать дальше.
Отцепив зажим, она положила листки на стол, отложила верхний в сторону и начала читать.
Глава 5
Литтл-Фоллз
Утром в пятницу туман был таким густым, что Дженни Клайд по дороге в город не могла разглядеть ничего, кроме пятен жесткой травы справа, полосы разбитой дороги слева и потертых носков своих собственных спортивных тапочек. Она взяла левее, дороги стало больше, чем травы. Еще чуть левее, и трава пропала совсем.
Твердо держась середины дороги, она смотрела прямо перед собой, не замечая ничего, кроме выщербленного серого асфальта и клубящегося над ним белого тумана. В конце лета в Литтл-Фоллз туманы были обычным явлением. Зажатый в котловине между двумя вершинами, городок был постоянной ареной борьбы между теплыми днями и холодными ночами. Дженни всегда представляла себе, как солдаты-облака ударяются о склоны, сползают вниз и остаются лежать там, обессиленные и беспомощные.
Не то чтобы она была против тумана. В тумане легко было представить себе, что в городе можно найти защиту, прощение и доброту, спрятаться от холодной и жестокой реальности.
Дженни услышала приближающуюся машину – вначале приглушенное ворчание, потом утробный рокот, становящийся все более отчетливым. Она ни на миллиметр не изменила своего курса. Рокот превратился в прерывистое рычание. Звук становился все громче и ближе… громче и ближе… громче и ближе… В самый последний момент она свернула с опасного пути.
Поглубже надвинув бейсболку, она наклонила голову, сунула руки в карманы джинсов и изо всех сил постаралась раствориться в тумане. Но Мерль Литтл увидел ее. Он встречал ее почти на одном и том же месте каждый день, направляясь домой выпить с женой чашечку кофе.
– Уйди с дороги, Мэри-Бет Клайд! – прокричал он в окно автомобиля, за секунду до того, как туман поглотил его.
Дженни подняла голову. «Здравствуйте, мистер Литтл! – могла бы сказать она, если бы он притормозил. – Как дела сегодня?»
«Более-менее, – мог бы ответить старина Мерль, если бы был более общительным. – А у тебя, Дженни? О, да ты сегодня прекрасно выглядишь!»
Она могла бы мило улыбнуться или покраснеть. Она могла бы даже поблагодарить его за комплимент и сделать вид, что принимает его как должное. Она бы наверняка помахала ему вслед, потому что этот дружеский жест был бы вполне уместен по отношению к тому, кого ты знаешь всю свою жизнь, к тому, чья семья была основателями этого города, к тому, кто живет по соседству, даже если он и отрицает этот факт и мечтает, чтобы было иначе.
Она продолжала свой путь. Залаяли дворняги Бутов, хотя она и не могла видеть их в тумане. Так же, как не могла видеть ржавые петли на воротах у Джонсонов и цветник во дворе у семейства Фарина, но она знала, что все это там есть.
«Шшш! – предупредила бы она детей, если бы они у нее были. – Говорите потише. У старика Фарины скверный характер. Не стоит его сердить».
«Мама, но он же нас не догонит! – мог бы заметить кто-нибудь из детей. – Он же не может ходить».
«Может, – заспорил бы другой. – У него есть костыли. Он ударил одним Джоуи Баттла, даже когда шериф Дэн запретил ему это. Мама, как он мог это сделать, если шериф Дэн ему запретил?»
«Потому что на свете бывают плохие люди», – должна была ответить Дженни, если бы у нее были дети, и все это время она бы крепко прижимала к себе младшую дочку – очаровательную крохотную девчушку с шелковистыми золотыми волосами, теплую, лучащуюся такой любовью и преданностью, что Дженни трудно было расстаться с ней даже во сне. Бывают люди, которым нет дела до того, что законно, а что – нет. Бывают люди, которые не слушают, что говорит им шериф Дэн, ни одного слова.
Туман чуть приподнялся, открыв еще зеленые листья берез и шелушащуюся белую кору. Еще пара недель, и листья пожелтеют. «Но тогда, – сказала себе Дженни, – меня уже здесь не будет».
Когда туман опустился вновь, она вообразила за его пеленой другой город. Ей представлялось что-нибудь вроде Нью-Йорка, с высокими зданиями и широкими улицами, где никто не будет знать, откуда она взялась, кем была и что совершила. А если не Нью-Йорк, тогда какой-нибудь уголок в Вайоминге, с бескрайними равнинами, которые тянутся, тянутся и тянутся, насколько хватает глаз. Там она тоже может затеряться. Но вначале нужно бежать из Литтл-Фоллз.
