Вирджиния Эндрюс - Секреты утра
– Я уверена, ты сыграешь лучше, чем ожидаешь.
– Я буду ужасен, и ты знаешь это, – твердо сказал Артур, – я был ужасен, и буду ужасен, и нет никакой причины ожидать изменений. Я просил родителей освободить меня от игры на уикэнде, но они не согласились.
– А что говорят преподаватели?
– Я говорил тебе, – напомнил Артур, – они запуганы моими родителями. Мне придется играть, и любой, кто хоть что-нибудь смыслит в музыке, поймет, насколько я плох, – он согнулся и закрыл лицо руками. Когда Артур посмотрел на меня, в глазах его стояли слезы. – Все будут смеяться надо мной. Дон, ты знаешь музыку, она у тебя в крови, ты слышала, как я играю. Я не знаю кого-нибудь честнее и глубже тебя, ответь мне, – он с мольбой посмотрел в мои глаза, – ничего не скрывай, что ты думаешь о моей игре?
Я вздохнула, не так-то легко говорить людям правду, даже если они догадываются о ней. Такое уже случалось со мной, я сказала Клэр, что у нее лишний вес, и она возненавидела меня еще пуще, хотя и знала об этом. Многие люди живут в мире, построенном своей фантазией, и не хотят покидать его. Им так удобней. Но я вспомнила о мадам Стейчен, о ее отношении к музыке, она никогда не сказала бы посредственному исполнителю, что он играл хорошо. Ее правда казалась жестокой, она стала притчей во языцах.
Передо мной сидел Артур Гарвуд, он хотел слышать правду и хотел слышать ее от меня, он нуждался в союзнике для того, чтобы устоять перед действительностью.
– Ты прав, Артур, – призналась я, – ты играешь не очень хорошо, я никогда не видела в Тебе профессионального музыканта. Авторитет твоих родителей не может переубедить меня. Но у каждого есть вещь, которую он может делать хорошо, главное вовремя найти себя.
– Нет! – Артур закрыл глаза. – Мои родители слепы, требуя от меня этого. Если я потерплю неудачу, то это будет их неудача, и я буду стоять до конца.
– Но ты можешь заняться другим, возможно, ты станешь великим поэтом, возможно…
– Они не будут слушать меня! – Его глаза заполнились слезами, он покачал головой и уставился вниз. Артур начал глубоко дышать, его плечи задрожали.
Никто из нас не проронил ни слова, я боялась, что он сейчас взорвется и начнет все крушить. Я была наслышана о его гоноре. Но Артур просто плакал, его лицо покраснело.
– Я был принят, – казалось: что Артур признается в тягчайшем грехе, – в их семью, они не мои родители. Но это тайна, ты единственная, кому я доверил ее.
Я вспомнила его родителей, их глаза и поняла, что он говорит правду.
– Но если ты принят, – очень мягко сказала я, – то они и не должны ожидать, что ты унаследуешь их музыкальные способности, правильно?
– Да, это справедливо, но им кажется, что если я не продемонстрирую музыкальных способностей – тайное станет явным.
– Но почему они так хранят тайну?
Его глаза стали суровыми, я поняла, что переступила черту дозволенного.
– Они не живут вместе, как муж и жена. Они не спят в одной постели. Моя мать никогда не сделала бы то, что необходимо для того, чтобы зачать младенца. Ты не спрашиваешь, как я узнал это? – Я подозревала, что шпионаж у Артура в крови, что он занимался им всю жизнь. – Давай не будем говорить о моих проблемах больше, – предложил Артур, посмотрев на меня. – У тебя достаточно своих, тебя заперли в доме на шесть месяцев, это несправедливое и жестокое наказание. Я не узнаю Агнессу, – добавил он с гневом.
– Это не ее вина, это все моя бабушка, но все нормально, я же жива.
– Я не буду выходить тоже. Я останусь на уикэнд и составлю тебе компанию, когда ты захочешь. Мы будем играть в шахматы, в карты или просто разговаривать – все что пожелаешь.
Я почувствовала, что слезы выступили у меня на глазах.
– Артур, я не хочу принимать такую жертву.
– Я никуда не пойду, у меня нет настоящих друзей, кроме того, мне хорошо с тобой. – Он казался обеспокоенным своим признанием. Мне тоже было неудобно, мне казалось, что я завоевала признание недозволенным приемом.
– Фигуры смешались, – сказала я. – Давай начнем сначала.
– Конечно, – Артур расставил фигуры, и мы играли до тех пор, пока я не сказала, что устала. Поблагодарив его за компанию, я начала думать о признании Артура.
Почему мужчина и женщина живут вместе и не прикасаются друг к другу? Может быть, они боятся, что секс уничтожит их любовь? Почему женщина так боится этого? Может, она боится беременности? Как сложен мир, любой человек ощущает себя ребенком в нем. Иногда мы похожи на котят, у которых пелена только спала с глаз. Каким странным путем, благодаря наказанию, мы сошлись с Артуром Гарвудом. Я не хотела, чтобы он думал, что может стать моим парнем, но не хотела и отталкивать, обижать его, лишаться его компании. Хорошо, что почти все вечера рядом со мной Триша или близнецы. При других людях, особенно при Дональде Россе, Артур не приближался ко мне. Он говорил со мной только, когда я была одна, и всякий раз делал вид, что мы незнакомы, если видел меня в окружении на улице или в коридорах школы. Однажды поздним вечером, в субботу, Артур пришел, чтобы прочитать стихотворение. Оно было в конверте.
– Прочитай, пожалуйста, и скажи все, что думаешь, только честно, – попросил Артур и вышел.
Я посмотрела на конверт, он был запечатан. Я легла на кровать и не спеша открыла. Стихотворение было написано в старо-английском стиле. Артур был плохим музыкантом, но гениальным поэтом. Произведение посвящалось Дон.
Железной хваткой держит темнотаМеж пальцев Сатаны сочится звездный светВ тюрьму теней я небом заключенИ стон и слезы Тартар поглотилНесбывшимся надеждам песнь я пелБескрылым птицам стал подобен всякЛучом зари разорван небосводВ хрусталь пространств ворвался солнца светПрикосновеньем стоп не тронута траваИ льется море слез от тающих снеговТвои лучи коснулись глаз моих………………………………………..В сиянии светил прекрасен наш союз
Прочитав стихотворение, я выглянула в коридор, Артура там не было, он, как обещал, ушел в комнату, где скорее всего с тревогой ожидал меня. Некоторое время я не решалась постучать, стихотворение было красивое, но меня пугала открывшаяся глубина чувств. Что заставило Артура так относиться ко мне? Может быть, то внимание среди всеобщего равнодушия, которое я уделила ему?
Я не искала его любви, и не просила посвящать в свои тайны. Даже если я ничем не поощряла его, глубокая любовь Артура внушила мне чувство, будто я предала Джимми. Я знала, ему будет неприятно услышать об этом. Что делать?
Я могла бы поступить по Тришиной поговорке: «Сообщить ему, что все в порядке и идти дальше». Но Артур был слишком чувствителен, было понятно, надежды его возрастут чрезмерно, а мне хотелось бы оставаться честной. Я все таки постучала.
