Вера Копейко - Снежное дыхание любви
Он шел к двери не спеша, высокий, в туго сидящих черных джинсах и темно-серой толстовке. В дверях он наклонился, чтобы не удариться о притолоку. Он сделал это привычно, значит, в этом доме он появляется часто.
Нина, глядя в окно, пыталась понять, в каком поселке этот дом. Но то, что это не их поселок, точно. Иначе она бы слышала о Метельских, тем более, они — родственники профессора-грибника.
Он вернулся с Ниниными вещами.
— Высохло все, кроме ботинок, — сказал он. — Вы наденете мои сапоги.
— Ваши? У меня тридцать седьмой размер.
— В носы моих сапог сорок четвертого размера мы набьем газет, — сказал он. — Сейчас принесу.
Нина переоделась, вспомнила о своих сырых вещах под диваном, положила в карман куртки.
Антон принес сапоги, она надела их, прошлась по комнате. Он с незнакомым для себя умилением наблюдал за ней.
— Можете идти? — спросил он.
Нине уже не нравилось, что он до сих пор называет ее на «вы». Только однажды у него вылетело «ты». Но она молчала об этом.
— Могу, — она кивнула. — Спасибо за все.
Путь был не самый длинный — только до машины. Антон решил довезти Нину с Филей до их дачи.
— Ох, наконец-то, — вздохнула она с нарочитым облегчением, когда села рядом с Антоном в машину.
Филька забрался на заднее сиденье так ловко, будто всю жизнь с утра до вечера катался на черном джипе.
— Собакам идет машина, верно? — Антон кивнул на Филю.
— Ага, — согласилась Нина.
Они ехали не тем путем, которым Нина и Филя шли из дома до речки. Антон отправился кружным, по дороге. Если спросить Нину, она призналась бы, что готова ехать с ним до самой Москвы.
Антон молчал, Нина тоже. С самого детства отец приучил ее не трещать в машине.
— Где ваш дом? — спросил он, наконец.
— Вон, за забором из рыжего штакетника.
Он помог Нине выйти из машины, довел ее до крыльца.
— Сейчас я отдам вам сапоги, — пообещала Нина. Быстро сбросила их в сенях, нырнула в старые кроссовки и отдала сапоги Антону.
— Спасибо… За все…
Он кивнул, улыбнулся и уехал.
Когда машина скрылась за поворотом, Нина почувствовала незнакомую пустоту. Такой не было даже тогда, когда подслушала Димин разговор…
13. Когда блестят глаза
Мария Андреевна наблюдала за дочерью с некоторым удивлением. Еще недавно она не могла без боли в сердце смотреть на Нину. Опущенные плечи, понурое лицо, никакого блеска в глазах. Страх, который таился в глазах, когда звонил телефон. Она понимала, Нина ждет звонка от Димы, хотя ее дочь не из тех, кто после предательства готов вернуться к прошлым отношениям.
Она теперь забыла про Диму? Похоже, Нина забыла про все и всех, с тех пор, как вместе с Кирюшкой они занялись трюфелями. Какой он шустрый, думала Мария Андреевна. Правильно говорят о молодых людях из провинции — они не напуганы столицей. Они знают, чего хотят, не боятся, что у них не получится.
Мария Андреевна не удержалась и полюбопытствовала — а на самом деле, что это за такие бесценные грибы-трюфели? Однажды утром, сидя в своей библиотеке, прошлась по интернету. А когда увидела, сколько они стоят… В общем, едва смогла выдохнуть. Неужели?
Если на самом деле Нина с Кирюшкой кое-что заработают, тогда… Тогда Нина поедет в Тунис. Доктор, с которым Мария Андреевна работала на конференции, пишет ей по электронной почте, всякий раз спрашивает о дочери. Он показал фотографию доктору, тот готов заняться ею. Сын доктора тоже видел, и хочет написать ей, если она разрешит.
Мария Андреевна собиралась поговорить с Ниной о необычном предложении. Но не могла найти подходящий момент. Она не знала, что Нина с бабушкой уже посмеялись над этим возможным путем к успеху.
Марию Андреевну, надо сказать, приятно удивляло, что Нину не беспокоит ее лицо. А вчера Нина спросила:
— Ты можешь написать своему знакомому в Тунис? Тому доктору, с которым работала на конференции? Спросить, растут ли в Тунисе пустынные трюфели?
— Трюфели в пустыне Сахаре? — изумилась Мария Андреевна.
— В пустынных районах Африки всегда росли трюфели, — объяснила Нина. — Я читала в старых книгах, что там они выходят на поверхность в виде клубней, причем, очень крупных.
Мария Андреевна слушала дочь, смотрела на нее, ей показалось, что не только азартное увлечение трюфелями причина этого блеска в глазах. Она… влюбилась? Но… в кого? Неужели пропустила что-то, занятая своими делами и постоянными мыслями о том, как помочь Нине?
— Это нужно тебе? — осторожно спросила она.
— А кому же еще? — Нина засмеялась. Она догадалась — мама хочет спросить о чем-то еще. Но не рассказывать же ей о том, что произошло в воскресенье на реке, потом в доме у Антона Метельского.
Мария Андреевна больше ни о чем не спрашивала. Что ж, сердце Нины свободно, в нем нет больше места Диме, она уверена. Этот блеск в глазах что-то значит. Он появляется тогда, когда женщина готова что-то изменить в своей жизни.
Или уже изменила?
Мария Андреевна почувствовала, как сердце зашлось в тревоге.
— Я напишу ему. Спрошу.
14. Поклонение гармонии
— У тебя хороший вкус, — сказал Антон, окидывая Нину взглядом. Он хотел добавить, что именно это качество в людях он ценит больше всего. Вкус. Себя он относил к числу людей со вкусом. На самом деле, можно ли заниматься трюфелями, столь изысканными грибами, не обладая им?
Он улыбнулся. А ведь Нина, судя по всему, никогда их не пробовала. Или все-таки пробовала? Едва ли она отрезала кусочек от тренировочного экземпляра, обмусоленного Филькой?
Он пригласит ее в ресторан, где подают трюфели, решил Антон, и ему захотелось сделать это скорее. Он давно не водил девушек в ресторан. Почему? Да потому что ему попадались девушки без вкуса, осенило его.
А ведь Нина, когда он выловил ее в реке, была одета с удивительным вкусом. Казалось бы, обычная куртка, джинсы, ботинки. Под ними — свитерок, который намок так, что пришлось выжимать. Но под джинсами и свитерком надето белье одного цвета. Его подруга, с которой они прожили восемь с половиной месяцев, считала, что если она не собирается ни перед кем раздеваться, то какая разница, что под одеждой?
На Нине было черное термобелье, хорошего качества. Чтобы купить такое, надо обладать вкусом не только к вещам, но и к самой жизни. Если угодно — любить себя, свое тело. Тонкое, но сплетенное где-то на севере Европы, оно прекрасно облегало тело, согревало, не стесняло движений. Если честно, он расстался с последней пассией из-за ее пристрастия к красному безумству. Так Антон называл алые стринги, которые она надевала под джинсы.
