Светлана Демидова - Неправильная женщина

– А ребенок-то тебе нужен?

Ермакова опоздала с ответом всего лишь на пару минут, но этого вполне хватило на то, чтобы умудренная опытом директриса утвердилась в своих подозрениях: что-то здесь не то.

– Может быть, помочь от него избавиться? – спросила она. – Я знаю хорошего врача.

– Ни за что! – отбрила ее Таня.

Лидия Ивановна отпустила непокорную ученицу, потому что на данный момент не представляла, ни что сказать, ни что сделать. Одно знала точно: ей, как члену партии, придется хапнуть кучу выговоров по этой линии. Хорошо, если без занесения в учетную карточку. Впрочем, на это нечего и рассчитывать. За беременность, допущенную в детском учреждении, еще придется хлебнуть всякого полной ложкой.

Разумеется, Танина мать требовала, чтобы дочь сходила в женскую консультацию и даже собиралась идти туда вместе с ней. Таня как могла жестче заявила, что с того момента, как с ней эта беременность приключилась, она является полностью взрослой, уже практически матерью, а потому никакие провожатые ей не нужны. Через некоторое время она доложила, что к врачу сходила и что ее состояние подтверждено медицински. На просьбу показать карту беременной женщины Таня грозно рявкнула, что никому больше не позволит лезть в ее дела. Мать, которая всегда была скора на расправу и вплоть до этой истории запросто могла отвесить дочери хороший подзатыльник, почему-то съежилась, скукожилась и все свои требования сняла.

Если бы с Ермаковой и впрямь приключилась беременность, она, скорее всего, вела бы себя тише воды и ниже травы, поскольку состояние должно быть необычным и советы взрослых, прошедших через роды женщин никак не помешали бы. Наверно, Таня смущалась бы и плакала и в кабинете директора, и на заседании школьного комитета комсомола. В той же ситуации, которую она срежиссировала сама, плакать и причитать ей было не к лицу. А уж ничьи советы и вовсе не нужны. Она ходила и дома, и по школе с гордым, независимым видом и с глубоким моральным удовлетворением ловила за спиной уважительный шепот: «Это та самая…»

Среди одноклассниц Ермакова чувствовала себя героиней. Ее «беременность» очень быстро приподняла ее над всеми: и над своими девчонками, и даже над признанными школьными красавицами из десятых «А» и «В». Получалась, что она, Таня, уже изведала в этой жизни нечто такое, чего никто из ее окружения еще не удостоился. И было это «нечто» серьезным, взрослым, а потому уважаемым, несмотря на всю пикантность ее положения. Даже то, что Майоров не искал с ней встреч, в разговорах с приятельницами Ермакова трактовала в свою пользу. Она представляла дело так, будто их отношения с Юрой сродни любви Ромео и Джульетты, против которых ополчились не только родственники с обеих сторон, но еще и учительский коллектив школы во главе с роно, откуда то и дело присылают представителей для постоянного контроля над сложившейся ситуацией.

С Ланой Кондратенко, которая клятвенно заверила, что отнимать отца у ребенка ни за что не будет, Таня почти раздружилась. Поначалу, конечно, зорко следила за тем, чтобы Лана не бросала особые взгляды на Юру, но потом удостоверилась, что та не бросает никаких взглядов не только на Майорова, но и вообще ни на кого, и даже вообще не участвует в культурной и общественной жизни школы, и на этот счет совершенно успокоилась.

Через некоторое время спокойствию Ермаковой пришел конец. Она вдруг заметила, что лаборант Евгений Павлович теперь вместо нее приглашает для помощи в своих лаборантских делах Лану Кондратенко. Это ей очень не понравилось. Во-первых, потому, что вообще неприятно, когда мужчина, даже такой молодой, как Евгений Павлович, вдруг переносит свое внимание на другую особу. Хоть на какую. Во-вторых, на лаборанта у Татьяны Ермаковой были большие виды. Поскольку на самом деле никакого ребенка она не носила, а вся общественность уже ожидала его появления, первоочередной задачей Тани стало удовлетворение ее ожидания, а именно: немедленное помещение ребенка внутрь собственного чрева. Евгений Павлович как инструмент был бы очень кстати. Когда Ермакова подсчитала количество проявленных им знаков внимания, то сделала утешительный вывод, что уклоняться от той роли, которую она ему отвела, лаборант не станет. И вот теперь, когда Ермакова решила отреагировать должным образом на все его знаки, Евгений Павлович вдруг переметнулся. И к кому?! Все к той же Ланке Кондратенко, из-за которой у нее и так вся жизнь кувырком!

Кроме того, Евгения Павловича можно даже заставить жениться в том случае, если Майоров это сделать так и не согласится. Конечно, Тане хотелось бы видеть своим мужем Юру, но на худой конец сгодится и лаборант. Парень он видный, лаборантом будет не всегда. Говорят, он поступил на эту не слишком хлебную должность только затем, чтобы иметь больше свободного времени для подготовки к поступлению в институт. О том, что она сама собиралась поступать на геолого-разведочный факультет Ленинградского горного института и после его окончания искать полезные стране ископаемые в тех землях, куда еще не ступала нога человека, Ермакова уже забыла и думать. Зачем ей надрываться, если она собралась замуж? Вот муж пусть учится, чтобы потом хорошо зарабатывать и содержать ее и ребенка. А сама она, этого самого ребенка ему родив, вполне может заняться разработкой новых планов завлечения в свои сети Юры Майорова, которого одного и любит. С мужем-лаборантом в случае успеха всегда можно развестись.

Поскольку ребенок вряд ли сможет родиться спустя месяц после означенного срока, времени у Тани Ермаковой было мало. Возможно, у нее ничего и не вышло бы, если бы не случился кстати день рождения Евгения Павловича. В этот свой день он ходил по школе не в обычном синем халате, в котором его все привыкли видеть, а в темном костюме, светлой рубашке и даже при галстуке. На большой перемене учителя заперлись у него в лаборантской для поздравления, и после того как они оттуда вышли, глаза у всех подозрительно блестели.

После уроков Ермакова быстро сбегала в близлежащий книжный магазин и купила в отделе канцелярских товаров три общие тетради с красивыми обложками ярко-зеленого цвета. Нерешительно потоптавшись некоторое время перед лаборантской, она все же постучалась и, не дожидаясь приглашения, открыла дверь. Евгений Павлович мыл в раковине чашки и стаканы, которые, видимо, были использованы учителями во время поздравления.

– Можно? – спросила Таня.

– Пожалуйста, – отозвался лаборант, поставил в раковину чашку, которую мыл, и даже завернул кран. После этого он вытер руки полотенцем, висевшим рядом с раковиной, и вежливо спросил: – Чем могу быть полезен?