Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes
Проживаем настороженное веселое изумление, что целых двадцать минут выдержали в обществе друг друга и не совершили ни одной попытки убийства.
Доверия нет, как и не было.
Мимо нас плывут туристы-возрастники, размеренные и умиротворенные. Ну кому еще понадобится приезжать сюда — к обилию термальных источников? Горы, деревья, тишина. Санатории с лечебными программами. Воздух. Чистый-чистый.
Но я всегда задыхался здесь. Разлагался в сонливой трансцендентности, отравлялся спокойствием вокруг, ведь внутри всё требовало взрыва, скорости, огня, кипиша.
— Давай посидим немного? У меня ноги болят.
Присаживаемся на ближайшую скамью, и я красноречиво оглядываю туфли на высоченных каблуках. Лусинэ отражает мой взгляд вдернутой бровью, дескать, хочешь прокомментировать? Рискни здоровьем.
— Зачетный глоу-ап[1]. Если ты можешь выглядеть так, то почему притворяешься молью? Миньоном?
— У безликости есть свои преимущества. Как минимум, родной, никто на кадрах сегодняшней свадьбы не признает в отвязной реперше тихоню Лусинэ.
Это да, она — просто слэй[2]. Задала такой муд на чахлой свадьбе и свинтила в закат. На ближайшие недели у гостей будет тема для бурных обсуждений.
— Если тебя позвать на маскарад, и ты придешь собой — именно собой, — никто тебя не узнает. Хотя в этот раз ты будешь без маски. Не тяжело так жить?
— Не переходи черту. Я же не ныряю в твое душевное равновесие, Барс. Какая тебе разница, как я живу и какими причинами оправдываю такое существование?
— Для разнообразия хотелось бы услышать правду.
— А ты сам-то готов ею делиться?
Бля, нет, конечно. Но придется, раз решили сотрудничать.
— Я сгоняю за машиной, — поднимаюсь. — Постарайся ни во что не вляпаться. Просто сиди на месте, чучундра.
Удостаивает меня таким возмущенно-презрительным взглядом, под конец которого закатывает глаза под веки, что я невольно расплываюсь в довольной улыбке.
— Я так и не определился, чекануш.
— В чем, бубенчатый? — вот же сучка.
— Это ты у нас такая харизматичная или дело всё же в психических отклонениях?
— Иди уже, смазливый.
Коротко качнув головой, пускаюсь в обратный путь с тупой лыбой на роже. У меня такое впечатление, что эту стерву почти никто не знает настоящей. С одной стороны, я завидую несведущим. С другой же, прихожу к выводу, что девчонка довольно эпичная. С ней бы дружить, а не враждовать, но второе получается само собой, а к первому мы никак не придем.
С огромной осторожностью пробираюсь на стоянку ресторана, втюхивая в карман парковщика деньги, и уезжаю оттуда без происшествий. Возвращаюсь к аллее и застаю Лусинэ сидящей в компании пожилой парочки. Они бурно переговариваются, смеются, а чучундра еще и жестикулирует в экспрессии, что-то доказывая. Будто ей действительно интересно с ними.
— Здравствуйте, — роняю вежливо. — Нам пора, Лус.
Старики переглядываются между собой с каким-то особым посылом, а потом с непонятного содержания понимающими улыбками смотрят на меня.
— Это мой водитель Диего, — выдает оборзевшая стерва, вскакивая на ноги. — И нам действительно пора. Отличного вам отдыха! Было очень приятно!
— И нам, Люсенька. Всего хорошего тебе, деточка.
— Ты пиздец безбрежная, деточка, — цежу, когда отворачиваемся и отдаляемся от парочки.
— Купи мне мороженое, а? — я аж торможу и таращусь на неё в ахуе. — Что? Ну у меня телефон сел, а налички с собой нет. Мне надо заесть стресс.
Брови сами собой взлетают от такой наглости.
— Что ты так разнервничался? Я сказала, что ты водитель, чтобы они не надумали, будто ты мой парень. Такие милые, сейчас будут часа полтора нас обсуждать. Не хотелось оставлять ложных впечатлений.
— Да ты — и не хотела оставлять ложных впечатлений? — ебаный в рот диссонанс, почему я до сих пор удивляюсь её выходкам?.. Еще и ресницами своими хлопает, сама невинность.
Доходим до машины, и я с дичайшим недовольством бурчу:
— Какое?
— Любой шоколадный стаканчик, — а сколько в голосе неприкрытой радости, будто и не верила, что куплю.
Топаю в супермаркет, затариваюсь несколькими фирмами нужного вида мороженого, мысленно посмеиваясь над непритязательным выбором.
— Боже, какая щедрость! — комментирует чеканушка, получив пакет сладкого. — Ты меня балуешь, любовь моя.
Шумно вздыхаю, трогаясь с места. Спустя пару минут тишины непроизвольно стреляю глазами в сторону, где чучундра с удовольствием вгрызается в лакомство. Даже в этом она отличается от нормальных девушек: кусает мороженое, лопая его, как хлеб. Но, блядь, так аппетитно, что я, равнодушный к сладкому, неожиданно для себя тяну руку и достаю из пакета на её коленях одну из упаковок.
Лусинэ резко оборачивается ко мне в возмущении. Как будто реально собиралась расправиться со всеми четырьмя сама, а я объедаю бедняжку.
Невозмутимо продолжаю крутить руль и принимаюсь за дегустацию.
То ли я голодный, то ли тоже нуждаюсь в заедании стресса, но никогда ещё эта примитивная сладость не казалась мне такой вкусной. Покончив с ней, еще какое-то время молчу, следя за дорогой. А потом перехожу к тому, что, собственно, нас и объединило в этом дурацком приключении:
— Меня отчислили из ординатуры. Вот тебе козырь.
Поглядываю на неё в ожидании бурных реакций.
Чучундра откладывает пакет на заднее сидение и принимает исходное положение, уставившись на меня в недоумении. Вытирает рот тыльной стороной ладони, отчего я дергаюсь в отвращении. В полутьме салона не особо вижу, чистые ли у неё губы, но всё равно неприятно.
— Вот же влажные салфетки, ну, блин…
Протягиваю пачку не глядя, кожей ощущая, как вспыхивает чокнутая. А следом шипит:
— Какие мы брезгливые! У меня чистый рот, это просто рефлекс. Шок от новости. Оставь себе свои салфетки.
Пожимаю плечами. Кладу их обратно.
— А как ты так умудрился всего за две недели учебы? И что сказал бабушке с дедушкой?
— Сказал, что накосячили со списками, студентов оказалось больше, чем мест. И нас временно отправили по домам до устранения сбоя. Остальное тебя не касается.
— Но… что дальше?
— Уеду через две недели и буду делать вид, что всё в порядке. Потом восстановлюсь. Надеюсь.
— Ты даже не представляешь, как они тобой гордятся, Барс. Твоя бабушка очень любит рассказывать о твоих достижениях, хвалит. Дед тоже. Делится. Но сдержаннее. Они буквально живут тобой.
Совесть кусает за бок от её искреннего сожаления. И мне это совсем не нравится. Сейчас я ничем не лучше самой чучундры. Мотивы, быть может, у нас разные, но оба лжем семьям.
— Вот ты и получила компромат на меня, — пресекаю обсуждение довольно грубо. — Давай без ля-ля. Перейдем к сути. Лично мне эта свадьба нахуй не сдалась, даже если ты согласна и хочешь.
Сделав ход, поворачиваю голову к ней и ловлю замешательство на лице девчонки. Обескуражена резким переходом. Задевает её что-то в моей интонации, потому что глаза моментально искрятся недобро.
Вновь возвращаюсь к дороге, позволяя ей беззвучно расчленять меня взглядом. И уж совсем не жду, что эта чеканушка следом резво подастся ко мне и начнет нашептывать в ухо:
— Позволь, я очень нежно нанесу тебе психологическую травму, — теплое дыхание щекочет, разгоняя запах шоколада, а интимный регистр голоса заставляет замереть настороженно. — Родной, мир не крутится вокруг тебя, каким бы красавчиком ты ни был. А я не собираюсь за тебя замуж. И не собиралась изначально.
Напоследок дует слабо, дразня, и я отзываюсь крупными мурашками.
Когда стерва садится на место, я бесшумно выдыхаю с облегчением. От неё можно словить любой финт, нельзя расслабляться.
— Хватит говорить об этом, будто тебя одного тошнит от договоренности наших семей. Ты выставляешь всё так, словно я с радостью и вприпрыжку согласилась на брак с тобой. Вообще-то, я еще во время помолвки попыталась образумить тебя.
— Ага, идеальное место и час, чтобы объявить, что мы против. Раньше не судьба, блин, была? — язвлю, взбешенный перекидыванием стрелок. — Я сколько, блядь, за тобой бегал?
