Свирепый - Дж. Б. Солсбери
Я открываю дверь.
— Простите. Я ничего не заказывала.
— Ванесса Осборн?
— Да. — Он протягивает мне сложенный лист бумаги с визитной карточкой внутри. Визитная карточка Хейса. На записке, написанной почерком, который умудряется быть красивым и мужественным одновременно, написано:
Ты сказала, что голодна.
-Хейс
PS: Подумай над моим предложением.
Дай мне знать, когда решишь.
Сервер вносит еду. Три серебряных купола и, похоже, чайный сервиз. Мой желудок урчит, когда воздух наполняется ароматом сладкой выпечки, бекона и жареного картофеля. Под куполами — бельгийские вафли, бекон, сосиски, омлет, жареный картофель и ассортимент выпечки. И горячий чай. Лавандово-ромашковый. С медом. Он помнит.
— Завтрак. — Я широко улыбаюсь. И говорю себе, что улыбаюсь только потому, что голодна, а вовсе не потому, что Хейс вспомнил. Или что он подумал обо мне.
Мое глупое, жалкое сердце сжимается.
Каменное сердце не должно быть на это способно.
Проклятье.
ГЛАВА 6
Хейс
Четыре миллиона человек на Манхэттене. Четыре миллиона чертовых людей. Я каждый день выглядываю из окна своего офиса и ни разу не остановился, чтобы по-настоящему посмотреть.
Океан зданий, каждое из которых усеяно окнами. Так много окон, и каждое олицетворяет, по крайней мере, одного человека. Но только два человека занимают мои мысли в последнее время. И как бы ни пытался сосредоточиться на работе, как бы ни старался заснуть или сколько бы ни пил, я не могу перестать думать о них.
Мой взгляд скользит по крышам исторических зданий, которые кажутся карликовыми на фоне новых зданий из стали, мерцающих в солнечном сиянии отражающего стекла, и думаю, не наступил ли у меня экзистенциальный кризис. Этот город был вокруг меня все это время, а я его почти не замечал, никогда не задумывался о его человечности, точно так же, как семнадцать лет имел дочь и не знал об этом. Она выросла, и у нее была жизнь с первыми словами, шагами, школой, может быть, влюбленностью. Я все это пропустил.
Ванесса должна была связаться со мной и сообщить, что оставила ребенка.
Может быть, она пыталась.
Послушал бы я ее тогда? Разве девятнадцатилетнему мне было бы не наплевать на ребенка?
— Мистер Норт, сэр, э-э-э...
— Боже правый, Ньютон. — Я поворачиваюсь в кресле, чтобы посмотреть в лицо своей секретарше, которая застыла в дверях, как испуганный зверь. — Слова. Пожалуйста.
— О, ну, просто...
Я стону от нетерпения.
— Мистер Норт, ваш брат сказал, что вы не отвечаете на звонки.
Я поднимаю брови, ожидая, когда она перейдет к тому пункту своей истории, который действительно имеет для меня чертовски важное значение.
— Вы должны были встретиться с ним в его офисе тридцать минут назад, чтобы обсудить...
— Черт. — Я встаю с кресла и хватаю пиджак. — Вы могли бы напомнить мне, Ньютон. Это часть вашей работы.
Она отступает назад из дверного проема, чтобы дать мне пройти.
— Я напомнила, сэр. Дважды.
Правда? Полагаю, я помню, что пару раз слышал ее голос и рассеянно проворчал, что запомнил все, что она сказала. Хотя был так занят, гадая, обсуждают ли Хейван и Ванесса мое предложение, и прикидывая, есть ли способ подсластить сделку. В мире бизнеса все поставлено на карту, если цена правильная. Если награда оправдывает риск. Я сделал предложение. Мне нужно подготовиться к их контрпредложению. Что я могу предложить такого, от чего они не смогут отказаться? Какой возврат инвестиций оправдает время, которое я прошу?
Когда прихожу в офис Александра, он сидит за своим столом и листает страницы журнала так, будто каждая из них его оскорбляет.
— Я опоздал, знаю. Не начинай. Это были долгие, чертовы, несколько дней.
Он закрывает журнал и отталкивает его от себя, словно тот заразен.
— Зачем ты их покупаешь, если так их ненавидишь?
У Александра аллергия на архитектурные журналы. Его самолюбие, хотя и вполне заслуженное, задевает то, что большинство людей превозносит как передовой архитектурный дизайн.
— Я не покупаю. Мне их приносит миссис Джонс.
— Скажи ей, чтобы прекратила. — Его секретарша всегда относилась к Алексу так, будто он один из ее детей.
— Я пытался. Она настаивает.
— Ну, ты не обязан их смотреть.
— Будет невежливо, если я этого не сделаю.
Неважно. У меня нет времени на то, чтобы пытаться решить проблемы брата, когда мои собственные бурлят на задворках.
— Давай покончим с этим. Расскажи мне об изменениях в контракте...
— Ты отец.
Я давлюсь своими словами. В буквальном смысле. Сгибаюсь пополам, кашляя и пытаясь избавиться от жжения в горле, вдыхая слюну и глотая воздух.
В поле моего зрения попадает стакан с водой. Я выхватываю его у Алекса с излишней силой, оставляя темные пятна от воды на штанах. Отлично, я задыхаюсь, и теперь кажется, что с моего члена капает вода.
Вода помогает успокоить боль в горле.
— Как ее зовут? — Александр сразу же переходит к делу. — Я помню Ванессу. Она мне всегда нравилась.
Я молчу, позволяя ему и его странному мозгу разобраться с тем, по какому следу он идет, чтобы мы могли оставить это в прошлом и приступить к работе.
— Хейван.
Он смотрит на пустое пространство прямо за мной.
— Хейс и Ванесса. Интересно.
Вот дерьмо. Неужели Ванесса, женщина, которая, как я полагаю, ненавидит меня до глубины души, назвала нашу дочь в честь меня? Или, скорее, в честь нас?
Я обязательно спрошу ее об этом, когда увижу в следующий раз.
— Хадсон сказал мне, что она умная.
Поправляю галстук и ерзаю, пытаясь поудобнее устроиться в кресле, которое, кажется, становится все горячее с каждой секундой.
— Мило со стороны Хадсона делиться моей личной жизнью со всей чертовой семьей. — Надеюсь, мой близнец достаточно умен, чтобы скрыть это дерьмо от Августа. Последнее, что мне нужно, это его мнение о моих ошибках.
Ошибках. Вот что такое Хейван?
Все мое тело восстает против этой идеи.
— Когда мы с ней познакомимся?
Я провожу рукой по волосам до затылка, где каждый мускул зажат так сильно, что кажется, будто у меня под кожей шарики для гольфа.
— Я пытаюсь убедить их согласиться остаться в Нью-Йорке на некоторое время.
— Почему?
Я смотрю на него. Что это за вопрос? Почему?
— Чтобы узнать ее получше. Хейван, — уточняю я, чтобы у Алекса не возникло неверного представления, будто
