Запретная нота - Нелия Аларкон
Я улыбаюсь, не давая ей ответить.
Её телефон звонит.
Она закатывает глаза и делится, хотя я не спрашивал:
— Это у Вани очередной кризис личности. Клянусь, это так напряжно — быть капитаном группы поддержки. — Она снова одергивает юбку. — После того как Датч отбросил Пэрис, команда упала мне на колени, и теперь…
— Детка, — прерываю я её, потому что мне действительно все равно, — мне пора возвращаться. Репетиция оркестра.
Её ресницы трепещут.
Она выглядит довольной.
Бедняжка даже не подозревает, что «детка» — это просто условное обозначение, поскольку я иногда путаю имена девушек, с которыми общаюсь.
Ничто так не обрывает приятное времяпрепровождение, как взгляд на девушку, на которой я катаюсь, и произнесение неправильного имени.
Размазанная помада и сверкающие глаза, она наклоняется вперёд, чтобы поцеловать меня.
Я отталкиваю её.
— Ты знаешь, как это делается.
Вздохнув, складывает руки на груди и дуется.
— Ты никогда не позволял мне целовать тебя.
— Я давал тебе гораздо больше, чем поцелуи. — Я беру шлём и киваю ей. — Сладких снов.
— Спокойной ночи, Зейн.
Посылаю ей ответную волну, жду, пока она благополучно сядет в машину, и отправляюсь домой.
Мотоцикл урчит у меня между ног, мощный гул проносится по дороге. Ветер бьёт мне в лицо и слепит глаза.
Раньше я не стал бы трахать девчонку в глуши, но с тех пор как наша жизнь стала центром внимания приложения Джинкс, я стал более внимательно следить за тем, где и с кем я встречаюсь.
В прошлый раз, когда я проявил неуклюжесть, моя голая задница была размазана по всему приложению.
Мотоцикл урчит.
Я толкаю его быстрее.
Горы расплываются, а дорога превращается в один длинный штрих асфальта.
Грудь болит, хотя тело измождено.
Я получил то, что собирался получить сегодня, так почему же нет ощущения, что я продвинулся вперед?
Датч все ещё может уехать.
Мисс Джеймисон по-прежнему неприкосновенна.
Папа все ещё…
Здесь?
Я нахожусь в паре метров от дома, когда вижу гладкий чёрный городской автомобиль отца.
Подъезжаю ближе и замечаю, что Рон ждёт снаружи.
Рон — папин мускул. То, что папа называет его своим помощником, абсолютно ничего не значит, потому что любому ясно, что Рон — не руководитель.
Приталенный чёрный костюм Рона напрягается на его гигантском теле и ничуть не уменьшает грани жестокости, заложенные в его выражении лица. У этого парня вместо мозгов — яйца, но, полагаю, так его легче контролировать.
Я не вижу рядом папиной правой руки — Люсьена. Он более худой и попустительский. В нем меньше мускулов и больше поддержки злого злодея.
Между Люсьеном и Роном я предпочитаю последнего.
От Люсьена у меня всегда мурашки по коже.
Сжав пальцы, подъезжаю к подъездной дорожке.
Как только я это делаю, отец опускает окно.
Для всего мира Джарод Кросс — божество. Люди толпами выстраиваются в очередь, чтобы попасть на его концерты. Они татуируют его имя и тексты песен на своих телах, делая его постоянной частью своей жизни, вживляя в свою кожу.
Они поклоняются ему.
Если бы они только знали…
Или, может быть, это не имело бы значения, если бы они знали.
Нет, не думаю, что имело бы.
Преданные поклонники никогда не говорят, что их бог несовершенен.
Я смотрю на него в сумерках, холодный и замкнутый.
Лохматые волосы. Длинная шея. На пальцах слишком много серебряных колец. Он выглядит так, будто позирует для журнала Elle, а не приходит навестить своих сыновей.
Изначально папа хотел переехать к нам. Мы едва остановили его, призвав на помощь маму. Теперь он живёт на холмах, за городом, но как будто на Марсе.
— Что тебе нужно? — Рычу я.
Отец поворачивает голову и смотрит на меня холодным взглядом.
— Залезай.
Подумываю проигнорировать указание. Последнее, что мне нужно после прошедшего дня, — это остаться с отцом наедине. Я измучен и неспокоен. Я с нетерпением ждал возможности завалиться в постель и поиграть в несколько видеоигр, прежде чем отправиться в сон.
Но Рон ломает костяшки пальцев.
От звука щелкающих костей у меня в животе поднимается гнев.
Какого чёрта?
Это то, к чему мы пришли, папа?
Раздражение нарастает внутри меня, но я не позволяю ему проявиться. Это моя суперсила.
Я не хмурюсь и не ворчу, как Датч.
Я не прячу свои мысли, как Финн.
Я…смеюсь.
— Твои кости немного напряжены, Рон. Тебе стоит подумать о йоге. — Я ухмыляюсь. — Это поможет тебе расслабиться.
В ответ на мою реплику — гробовое молчание.
Рону не до смеха.
— О чем это ты, пап? — Я наклоняю голову в сторону. Моя улыбка кислая, как уксус. — Подожди…Это что, тур извинений? Я слышал, ты ещё не попросил прощения за то, что бросил Датча в тюрьму.
— Я не собираюсь просить дважды. — Рычит отец.
Низкое жужжание начинается в основании моего черепа и опускается к пальцам ног. Я спрыгиваю с мотоцикла, пинаю подставку и прислоняю её к боку.
Ветер стихает, пока я иду к машине.
Облака сгущают звёздное небо, заглушая луну.
Даже ночь знает, что лучше спрятаться от отца, чем встретиться с ним лицом к лицу.
Открываю дверь и бросаюсь на заднее сиденье. Кожа скользкая. Мои колени едва не врезаются в спинку кресла, когда я сползаю по сиденью.
Ухватившись за подголовник, приподнимаюсь.
— Есть более приятные способы сказать, что ты скучаешь по мне.
Он насмехается.
Отношения отца с нами столь же разнообразны, как и мы сами.
Датч — золотой мальчик. В прямом и переносном смысле. Мой близнец быстро соображает и всегда находит решение. Он резкий и решительный. Именно поэтому он — лидер нашей группы и тот, к кому мы обращаемся при принятии важных решений.
Чтобы контролировать его, отцу пришлось пройти через безумные препятствия. Подставить Датча, чтобы он выглядел как наркодилер. Манипулировать Кейди. Отправить Датча в тюрьму. Он потратил огромное количество усилий, потому что видит в Датче брата, который с наибольшей вероятностью сможет выкрутиться из лазеек.
Финна, с другой стороны, труднее уловить, поэтому отец, кажется, больше всего нервничает рядом с ним. Странно, как он замолкает, когда Финн входит в комнату.
Финн может быть ребёнком, которого отец усыновил, когда ему нужен был пиар, но, по иронии судьбы, мне кажется, что они с Финном больше всего похожи. Оба тихие. Расчетливы. Хитрые. Вы никогда не видите их конечной цели, пока не становится слишком поздно.
Со мной…
Все по-другому.
Отец не боится меня так, как боится Датча.
Он не уважает
