Бракованные - Энни Дайвер
– Снимите, пожалуйста, украшения на время совещания, вы ведь знаете дресс-код, – голос мягкий, вкрадчивый, а во взгляде мольба. Таким босса я еще не видела, зато теперь точно понятно, что харизмы ему не занимать. Нужно спросить, какие актерские курсы он прошел, чтобы так уверенно разыгрывать спектакль.
– Хорошо, – киваю и теперь сама хватаю Евсеева за руку, потому что с места сдвинуться не могу. Три пары глаз с любопытством меня разглядывают, будто я диковинная зверушка, а они случайно оказались в зоопарке (что таких важных персон занесло специально в зоопарк, я не верю).
– И возьмите блокнот или ноутбук, вы понадобитесь на совещании в качестве секретаря, нужно будет после оформить пост-мит.
– Конечно, все будет сделано, – соглашаюсь моментально и наконец избавляюсь от тесного контакта с Мирославом. На ладони все еще тает фантомное ощущение мужской руки, поэтому растираю ее пальцами. – Вам чай или кофе? – перевожу тему, настраивая мужчин на рабочий лад.
– Кофе.
– А вам, Яков Игнатьевич? – Поворачиваюсь к старшему Евсееву.
– Достойную невестку, – отмахивается он, не переставая возмущаться. – Я сюда не отдыхать приехал. Бутылку прохладной воды в стекле. Без газа, разумеется.
– Хорошо. – Пулей вылетаю из кабинета, надеясь, что мне удастся пережить эту встречу.
Раздраженно цыкаю, понимая, что совершенно забыла о присутствии Самарина, который слишком уж затаился, наблюдая за нами. Ладно, этот не взбесится из-за отсутствующего кофе. Вхожу на кухню и суетливо осматриваюсь, будто не знаю здесь все наизусть. Достаю пачку молотого – бороться с кофемолкой нет ни сил, ни желания, тело обмякает, и мне приходится упереться руками в стол, чтобы не оказаться на полу. Голова идет кругом – нужно выдохнуть это безумие и вернуться в зал для совещаний с гордо поднятой головой и не пролитым на салфетки кофе.
Как там говорит Иринка: «Если в голове много мыслей, надо занять руки». Пара глубоких вздохов – и принимаюсь за работу. Холдер, кофе, темпер – все действия механические, лишенные души. Никогда еще так бездумно не готовила, обычно хоть немного стараюсь. Сегодня даже про плиту забываю и пользуюсь кофемашиной.
Разной степени ужасности предположения атакуют голову, выходят на первый план и вынуждают наблюдать за всеми возможными сценариями, где старший Евсеев играет главную роль. Успеваю подумать о том, что нам с Мирославом придется притворяться перед его родственниками и всякий раз разыгрывать любовь под пристальным наблюдением Якова Игнатьевича, который в лучших традициях Станиславского кричит «Не верю!». Как наяву вижу несчастливый финал разведенной женщины, в котором глава семейства Евсеевых пускает меня под пресс своего авторитета, оставляя лишь мокрое место. Разыгрываю даже сценку, в которой мне удается сбежать из страны, чтобы только никогда не попадаться на глаза Евсеевым.
– Ксения, – голос доносится как сквозь толщу воды. – Ксения, с вами все в порядке? – Мирослав касается моего плеча и несильно сжимает. Вздрагиваю и часто моргаю, с трудом фокусируюсь на обеспокоенном лице босса. Плечо горит – торопливо высвобождаюсь из плена горячих пальцев и позорно отступаю, чувствуя ускоренный бег крови по венам.
– Было бы, если бы вы не решили поиграть в мужа, – шиплю, вспоминая, из-за кого я оказалась в состоянии, близком к неврозу. Разуму вмиг возвращается способность трезво мыслить, тело приобретает устойчивость, а сердце тонет в злости, оставшейся еще со вчерашнего вечера. – Мы договаривались на один вечер!
– Знаю, но это, – он указывает на дверь, явно намекая на деда, – вышло спонтанно. Мы встретились в холле, у меня не было времени придумать стоящий план.
– Один вечер, – цежу недовольно, – и он давно закончился.
Мирослав делает шаг ко мне, нас разделяет ничтожно крохотное расстояние, в носу щекочет хвойно-цитрусовый запах его парфюма, а в горле застревает возмущение. Евсеев наклоняется, давит морально, пользуясь преимуществом в росте. Теряюсь на его фоне и отклоняюсь как можно дальше, когда он змеем шипит:
– Считай это компенсацией за несоблюдение условий контракта. – Сжимает челюсти и гневно поджимает губы.
И надо бы по-настоящему на Евсеева обидеться, отказаться от всего и сбежать. Отправить резюме в пару других компаний, куда меня примут с распростертыми объятиями, а после закинуть в черный список номер Мирослава и всех сотрудников. Надо бы поступить по-женски, но вместо этого я звонко смеюсь, хватаюсь за живот – согнулась бы пополам, если бы меня не подпирал Евсеев. Босс застывает изумленно, не понимает моего поведения, а я все не могу успокоиться, слезы скапливаются в уголках глаз, промокаю их салфеткой, на которую собиралась поставить чашку кофе.
– Теперь понятно. – Наклоняюсь вбок, отправляя липнущую к влажным рукам бумажку в урну, и краем глаза замечаю любопытную макушку, заглядывающую на кухню. И, судя по количеству седых волос, это не Самарин, хотя ему только и дай нос в очередную сплетню сунуть. – Заботливая сестра уже донесла, – говорю тихо и, проклиная свою сговорчивость на чем свет стоит, решаюсь подыграть и потешить немолодое сердце Якова Евсеева. А с босса позже благодарность стребую, когда перестанет на меня так ошалело смотреть, будто я его раздевать прямо здесь собралась.
Опускаю ладони на плечи Мирослава, поднимаюсь выше, с видом ценителя отмечая крепость мышц, и поправляю и без того идеальный ворот рубашки. Улыбаюсь шоку Евсеева – только ради этого стоило затеять подобное безумство. Биг босса можно завести в тупик. Каким же нужно быть обделенным заботой, чтобы банальные движения вызывали такую реакцию: Мирослав тяжело сглатывает, хмурит брови и ни на секунду не сводит взгляда с моего лица. Поправляю галстук, затягивая ровнее, чтобы у идеального Евсеева все было в совершенстве. Он перехватывает мои руки, вынуждая остановиться, сжимает крепко – просто так не выбраться.
