Мой самый-самый бывший - Ана Сакру
Стреляю сигарету у сонного приятеля и бреду дальше к ущелью. Разряженный кристальный воздух постепенно заполняет желанной пустотой разрывающуюся от мыслей голову.
Я скольжу взглядом по открывающемуся виду, и мне просто красиво.
Вспоминаю, как мы с Лизой были на этом самом месте пару лет назад. Но это такие светлые моменты, что даже сейчас я не чувствую от них горечи.
Ее улыбка и манящий взгляд выжжены где-то на сетчатке - ложатся фильтром на ультрамариновое небо и редкие облака.
Спускаюсь за скальные выступы за стоянкой и тут притормаживаю. На бревне над самым ущельем, к которому я и шел, уже сидят.
Причем мой Левка. Еще и курит...?!
Так, это что, блять, за фокусы?! Сую добытую у Теймураза сигарету в карман и, хмурясь, спускаюсь по сыпучей тропинке к сыну.
- Эй, ты не охренел? - интересуюсь, когда оборачивается, - Ты что? Куришь?! С каких пор?!
Сын только хмыкает в ответ и показательно делает глубокую затяжку, от которой с непривычки закашливается до слез. Этот глупый протест так не свойственен ему, что я притормаживаю, смотря малому в глаза.
Левка обычно побаивается меня в таких моментах. Не хочет косячить. А сейчас глядит с каким-то отчаянным вызовом в упор, даже сквозь проступившие слезы.
Внутри тревожно и звонко дергается натягивающиеся струна. У сына взгляд такой странный...
Будто...
- А ты с каких пор тетю Надю прешь, папа?
Дзынь. Струна лопается, рассекая внутри все органы.
14. Сашка
14. Сашка
Внутри образуется плотный вакуум. Закладывает уши. Сердце натурально останавливается, пока смотрю в Левкины враждебно и так беззащитно сверкающие глаза.
Его боль осязаема, и ее причина - я. Невыносимая какая-то правда.
Это ведь мой ребенок! У нас всегда была сильная связь. И мне так легко сейчас впитывать его эмоции.
Они противно позвякивают запредельным напряжением, бегут по венам вместо крови, заполняя каждый несчастный капилляр. Я чувствую их металлический горький привкус на языке, вдыхаю их гарь вместо кислорода.
Не выдерживаю - отвожу взгляд - слишком болезненно. Сложно такое про себя принимать.
И, стоит опустить глаза себе под ноги, как сердце тут же с разбегу ломает ребра и начинает больно частить. Вся кровь приливает к голове. Шумит словно при контузии.
Так, надо что-то делать...
Глупо просто молчать. Это не сон. Это моя реальность. А реальность требует действий.
Покачиваясь, как пьяный, иду к сыну, доставая из кармана сигарету, которую стрельнул у Теймураза. Сажусь рядом с Левкой на бревно. Он отодвигается, чтобы меня не коснуться. Словно я прокаженный. Такая мелочь, а режет глубоко.
Чиркаю зажигалкой, щурясь от утреннего солнца и терпкого дыма раскуриваемой папиросы. Руки заметно дрожат, но даже не пытаюсь это скрывать. Мы оба дрожим так, что, кажется, сейчас раскачаем под собой несчастное бревно.
Левка рядом как натянутая струна. На меня не смотрит, дышит судорожно, глаза болезненно блестят. Весь красными пятнами пошел. И не обнять, не утешить.
Блять...
- С чего ты это взял? - откашливаюсь, убирая раздирающую сухость в горле.
Левка кидает на меня ненавидящий влажный взгляд.
- Сам видел. Пока ты свечку потушить не додумался. Я поссать вставал, - у него даже слова вибрируют как расстроенная гитарная струна.
Эту дрожь мне слышать дико больно... Сыночек мой. Я не могу пока с этим справиться, не знаю, как себя вести, что говорить. Что?
Мне жутко, что причина его сухой истерики - я. И одновременно даже гордость какая-то ненормальная за него. Так держится. Я не знаю, как бы, будучи таким сопляком, я держался.
Опять не выдерживаю и туплю взгляд себе под ноги. Молчим. Левкино дыхание такое рваное, шумное...
- Это только вчера было. Один раз. Ошибка. Мы с матерью поссорились, и я... - хриплю наконец не своим голосом после пары глубоких затяжек, - Это больше никогда не повторится...Лёв, слышишь меня?
Срываюсь, повышая тон, хватаю его за плечо, чтобы посмотрел мне в глаза. Сын глядит, будто представляет, как мне в упор стреляет в лоб, и сразу отворачивается. Рывком выдирает рукав своей куртки из моего кулака.
- Не смей меня трогать, - сипит.
- Извини.
Замолкаем.
- Лёв, этого больше не будет, - повторяю глухо.
- Это ты матери рассказывай, - фыркает нервно и добавляет едва слышно, - Она тебя никогда не простит...
- Да, не простит, - повторяю эхом, - Я бы не хотел, чтобы она узнала. Она уйдет. Лёв...
Сглатываю ком в горле, не в силах говорить дальше. Лицо горит от того, что хочу предложить собственному ребенку. Но я не знаю, не вижу сейчас другого выхода.
- Лёв, я очень твою маму люблю...- голос срывается и опять странно щекочет в носу, говорить все труднее. Будто все ребра в грудь вдавили.
- Не любишь! Не вешай мне! Разве так поступают, когда любят! - запальчиво перебивает меня Левка со своим максимализмом зеленой юности. Вскакивает с бревна, почти кричит, в глазах слезы, - Ты - предатель! Ты...Хуже предателя! Ты...Ты... Ненавижу тебя, ясно?! Никогда не прощу!
- Лёвка!
- Вообще не обращайся больше ко мне, понял? Видеть тебя не хочу! Хочешь, чтобы я молчал? Ок! Живи с этим! Разбирайся сам! Мне плевать! Мне плевать на тебя! Все, пока!
Пятится назад, выкидывая недокуренную сигарету. Смутно вижу его бордовое от эмоций лицо, все застилает пелена. Он меня сейчас просто расстрелял. Не могу дышать.
- Ребят, доброе утро! - на тропинке из-за скальных выступов внезапно появляется Нина с пустыми котелками в руках, - Вы что тут?
Левка замирает на мгновение, а потом, ни слова не сказав, сбегает от
