Теряя Контроль (ЛП) - Фредерик Джен
Глава 12
В воскресенье мы с мамой бесцельно проводим время дома. Она не поднимает вопрос о Йене, и я начинаю глупо болтать о том, какие милые морские львы. В понедельник мы спокойно готовимся к химиотерапии. Мы должны выйти к автобусу, который приедет через двадцать минут. Блендером измельчаю бананы, клубнику и протеиновую смесь, делая маме завтрак. Мы узнали методом проб и ошибок, что это единственное, что она может съесть перед капельницей. Слишком много еды — и она тяжелобольная. Слишком мало — и она слабая и больная. Всегда больная, но доктор Чен согласился, что протеиновая смесь и фрукты в питьевой форме являются нашим наилучшим вариантом.
— Я сожалею, что ты проводишь утро, сидя со мной, — говорит мама, когда я вручаю ей пластмассовый контейнер с завтраком.
— Я заработаю сегодня больше, чем в какой-то другой день недели, — говорю я, мой голос приглушенный, поскольку я просовываю голову через рубашку с длинным рукавом.
— Потому что ты разъезжаешь по ночам, а это очень опасно.
— Даже если бы ты не проходила лечение, я все равно бы следовала этому маршруту.
Нежно целую ее в щеку, игнорируя дальнейшее заявление о том, чтобы я прекратила доставлять заказы. Я буду работать вечером, когда уже холодно, поэтому удостоверяюсь, чтобы на мне были длинные штаны и ветровка.
— Все из-за денег, — говорит она с неким отвращением.
Лечение, болезнь, наши обстоятельства и вся ситуация в целом разрушает терпение. Я прикусываю язык, чтобы предотвратить высказывание того, о чем я буду сожалеть.
— Готова? — спрашиваю я.
Прежде чем она успевает сказать хоть слово, раздается стук в дверь. Мы обмениваемся озадаченными взглядами, но я иду, чтобы узнать кто это. Это Стив.
Я открываю дверь, но не полностью из-за цепочки. И спрашиваю с подозрением.
— Как вы здесь оказались?
— Коммерческая тайна.
Я не могу сказать, шутка ли это, потому что выражение лица Стива не отличается от того, что было у него вчера, но эти два слова что-то говорят о нем, то, что я не знала прежде: у него есть диакритический знак. Тогда я вспомнила Йена, который говорил, что было дорого перевезти семью Стива из Австралии.
— Так вы здесь, чтобы забрать остатки еды? — я грустно думаю об остатках тайской еды, которой планировала объесться сегодня вечером после езды на велосипеде по всему городу в течение долгих часов.
На этот раз он показывает настоящую эмоцию — растерянность.
— Остатки? Нет. Госпиталь.
Йен. Вздыхаю, отцепляю цепочку и открываю дверь, таким образом, позволяя Стиву войти.
— Мы почти готовы.
Нет смысла бороться с этим — все, что я могу сказать. Стив бы забрал мою маму и понес бы ее к машине.
— Эй, мам, посмотри, кто здесь.
Она смотрит на меня озадаченным взглядом, затем я понимаю, что она спала, когда Стив привез еду.
— Мама, это — Стив… хм, я не знаю вашу фамилию.
Он выглядит так, как будто это болезненней, чем удалять корень зуба. Он стоит посреди нашей гостиной, ноги немного расставлены, руки по бокам, так, словно он солдат, ожидающий приказа. Ох, святое дерьмо. Йен сказал, что Стиву не нравится, когда он не может следить за Йеном. Меня удивляет, что Стив должен быть телохранителем Йена.
Интересно, почему Йену нужен телохранитель. Я посылаю Стиву хмурый взгляд, он отвечает тем же.
— Томас.
Он даже не сдвинулся с места, чтобы пожать руку моей маме, она выглядит совершенно растерянной.
Я беру свой пакет, сумочку мамы и направляюсь к двери.
— Сопляк.
Бормочу я шепотом, но они оба слышат это. Мама посылает мне взгляд порицания, но не возражает. Стив ворчит как неандерталец. Почему меня не удивляет, что Йен окружает себя парнями как Стив? Существует, вероятно, целый набор ворчащих киборгов, поддерживающих Брюса Уэйна, мерзавцев, готовых занять место Стива, если он произнесет больше чем три слова, или, не дай Бог, выдавит из себя кривую улыбку.
Машина, на которой приехал Стив, не бронзово-серая, как та, что стояла снаружи дома Малкольма, а черная, удивительно роскошная внутри, еще больше, чем предыдущая машина Йена. Салон из коричневой кожи. Сзади два ковшеобразных сиденья, разделенные полированной деревянной консолью, где стоят стеклянные стаканы. Каждый наполнен апельсиновым соком. После того, как мама поднимается, Стив наклоняется и щелкает переключателем, ее место откидывается назад, а под ногами высовывается подножка для ног. Мама выпускает вздох от комфорта, в то время, как приспосабливается к мягкой, гладкой коже.
Снова меня переполняет забота Йена. Это затрагивает, но и тревожит одновременно. Он хочет что-то, и это должно быть больше, чем занятие сексом. Конечно, он не нуждается в этом… быть добрым, чтобы потрахаться.
Я уверена, что модели, которые крутятся в его окружении, задрали бы юбку и просили бы его взять их на дороге, облицованной кирпичом, если бы он был в этом заинтересован. Опираясь только на его тело и взгляд, некоторые, вероятно, готовы были бы заплатить за это. Добавьте еще его деньги, только нет никакого способа, которым он бы не имел женщину, да и некоторых мужчин, ломящихся в его двери. Ничего из этого не имеет значения для меня.
Мама потирает рукой вдоль кремовой кожи.
— В машине глубокое кресло. Ты когда-нибудь видела такое, Тайни? — спрашивает она удивленно.
— Нет, никогда.
— Стив, — говорит мама, обращаясь вперед.
Она должна немного повысить свой голос, потому что расстояние между задними местами и сиденьем водителя достаточно большое.
— Что это за машина?
— Майбах, мэм, — отвечает он.
— Ваш человек, он очень хороший, — мама берет апельсиновый сок и потягивает его. — Ммм… Свежевыжатый.
Конечно свежевыжатый. Апельсины, наверное, привозят из специального апельсинового сада с какого-нибудь отдаленного острова, который полон грязи, чтобы производить лучший сок в мире. Я даже не могу сердиться, потому что глаза мамы больше не выглядят тусклыми и незаинтересованными. Она играет с различными кнопками, одна из которых то повышает, то понижает ее скамеечку для ног, другая открывает панель и предлагает телефон.
— Посмотри на это, Тайни? — воркует она.
Так удивительно, что мы отказываемся выходить из машины.
— Может быть, вы могли бы поездить по городу несколько часов, — шучу я, когда мы подъезжаем к больнице.
Стив игнорирует меня, поднимается с сиденья водителя, чтобы открыть нам дверь. Майбах незаметно ускользает на переднем плане, когда он тихо провожает нас в приемную.
Внутри мы направляемся к регистратуре, чтобы записаться. Химиотерапия мамы проходит в комнате с другими людьми, больными раком. Там довольно холодно, поэтому я всегда прошу одеяло.
— Мисс Корриелли, — вызывает медсестра. — У меня есть хорошие новости для вас сегодня.
Сотрудники Нью-Йоркского пресвитерианского госпиталя всегда были понимающими к нам, даже при том, что мы немного задерживаем наши платежи.
Возможно, они закрепили поврежденную скамеечку для ног на глубоком кресле, в котором она обычно находится, но мы не останавливаемся в основном процедурном кабинете. Вместо этого медсестра ведет нас вниз зала, до самого конца. Внутри больничная койка, удобный стул и телевизор с большим экраном. Это достаточно большая комната для четверых пациентов.
— Что это? — мама смотрит искоса на комнату.
Она кричит «дорогое», и это не то, что мы можем позволить себе прямо сейчас. Или вообще когда-либо.
— Ваша новая комната! — обводит руками медсестра, словно она ведущая телепрограммы, которая демонстрирует главный приз.
— Хм, не могу поверить, что программа «Медикейд» оплатила отдельную комнату сейчас. Мы находимся на государственной обеспечении, и я знаю, что это не так.
Медсестра машет руками, на мгновение выглядя взволнованной. Идя к кровати, она поднимает карту больного.
