Его другая - Элла Александровна Савицкая
— Оляяя, — противные влажные губы Олега касаются мочки моего уха, и тут я не выдерживаю.
Отпихиваю его со всей силы.
— Я сказала тебе, что я в туалет. И ничего не будет. Вот Таня с удовольствием с тобой зависнет! — киваю на свою подругу, которой в принципе не важно с кем и где.
За год танцев и походов в клуб она показала себя с не самой лучшей стороны, поэтому я точно знаю что говорю. И пока Олег оценивающе её осматривает, я пулей улетаю в коридор. Всхлипнув, захожу в туалет, с громким хлопком закрыв дверь, а потом закрываюсь в кабине.
Упираюсь локтями в дверцу и крепко-крепко зажмуриваюсь. Не плакать, Оля! Не плакать! Но не получается. Слезы катятся по щекам, потому что я просто не знаю, что я не так сделала. Почему Давид видит во мне грязную шлюху, готовую вот так просто провести время с любым парнем. Это до чертиков больно!
Пусть бы на своих спутниц смотрел, которые вешаются на него, как на вешалку, а меня не трогает! Обхватываю себя руками и опираюсь спиной на дверь.
Чувствую, как мелко дрожат ладони. Я не понимаю. Правда, просто не понимаю. Мы ведь общались нормально! Я как дура, влюбилась в него с первого взгляда, но никогда не позволяла себе лишнего. Держалась на расстоянии, общаясь с ним, как и с его друзьями. Просто смотрела со стороны и тихо мечтала, потому что с нашего знакомства знала, что он занят. А он…
Размазываю предательские слезы по щекам, ненавидя себя за них. И за то, какие чувства испытываю к нему. Незаслуженно. Совсем ведь незаслуженно. Он ничего не сделал, чтобы я влюбилась, но почему-то глупое сердце этого не понимает.
Медленно вдыхаю, стараясь справиться с лавиной обрушившихся эмоций. Меня колотит. Хочется уйти, но куда? Не на скамейке же перед домой сидеть!
— Блин, девочки, я мозоль натёрла, — раздаётся хныканье какой-то девчонки, вошедшей в туалет.
— А я, чтобы не натирать ношу с собой балетки, — отвечает ей вторая, — Блин, сейчас уписяюсь.
— И яяяя!
Грохот двери в соседнюю кабинку приводит меня в чувства. Дура. Господи, жалкая дура. Нашла где реветь.
— Эй, здесь кто-то есть? — вздрагиваю от стука в дверь моего убежища, — можно побыстрее? Тут как бы очередь!
— Минуту, — отрезаю, доставая из сумочки зеркало.
Благо тушь хоть водостойкая, спасибо маме. Раньше она покупала хорошую косметику, и делилась ею со мной. И хоть этой туши уже год, я все равно еще ей пользуюсь.
Убедившись, что выгляжу более-менее нормально, не считая красных, как у Фландрийского зверя глаз, выхожу из кабинки.
— Ну, наконец-то, — недовольно ломится внутрь девчонка, отпихнув меня плечом, — уснула ты там что ли?
— Надеюсь, унитаз после себя чистый оставила? — отходит от меня на шаг ещё одна «красотка» в коротких шортах и полупрозрачном топе.
Таких здесь несколько, и они все разражаются смехом.
— Для вас как раз сойдет, — бросаю им, проходя мимо и выходя из удушающего помещения.
Вот только то, что я вижу в коридоре заставляет меня резко остановиться. Буквально в метре невесть откуда взявшийся Давид, хватает стоящую спиной к нему Таню за локоть и отрывает её от того самого Олега, которому я посоветовала обратить на неё внимание. Кажется, они целовались, я не успела рассмотреть, потому что уже в следующую секунду Давид кулаком бьёт его в лицо, отчего Олег хватается за нос и протяжно стонет.
Господи!
— Давид, — безотчетливо бросаюсь вперёд.
Он совсем с ума что ли сошел?
— Давид, ты что? — оказавшись рядом, хватаю его за руку.
Дав резко переводит на меня обезумивший взгляд и так и застывает с занесенным для второго удара кулаком.
— Ты?
Рывком поворачивает голову на брыкающуюся Таню, которую он крепко держит за локоть левой рукой.
— Ты совсем обалдел? — верещит она. — Отпусти меня, больной! Что он тебе сделал?
Дав как будто бы растерянно снова обводит нас всех троих взглядом и только после этого его пальцы разжимаются.
— Что здесь произошло? — Во все глаза смотрю сначала на него, потом на Таню, вздыхающую около стонущего Олега.
— Ты где была? — сквозь зубы цедит Давид вместо ответа.
— В туалете.
Его лицо превращается в нечитаемую маску. Губы сжимаются, желваки вздуваются.
Ничего не понимаю.
— Пошли, — отходит в сторону, открывая для меня дорогу.
— Куда? — не понимаю я.
— Домой!
Глава 13
Давид
— Давид, я не поеду домой!
Оля сопротивляется, пока я тащу её за локоть на улицу.
Обычно я могу похвастаться довольно неплохой выдержкой, но не рядом с Осиповой. Всякий раз, когда дело касается её, меня напрочь отключает.
Вот как каких-то пять минут назад, когда я увидел того самого дрыща в компании, как я думал, Ольки. Смотрел как они в коридор пошли, обнимаясь и всё. Аут. Пришёл в себя только когда увидел её стоящей передо мной, и понял, что не её рот облизывал этот сопляк.
— А я не спрашиваю. Я не собираюсь сидеть здесь до утра, пока ты нагуляешься. Завтра учебный день. У тебя, кстати, тоже, если ты помнишь.
Ночной пробирающий ветер ударяет в лицо, когда мы выходим на улицу. Черт, я даже про куртки забыл. Вылетел прямо так.
— Тебя никто не заставляет сидеть здесь со мной, — пищит Олька, семеня за мной ногами и продолжая тщетные попытки вырваться.
— Я обещал сестре, что не оставлю тебя.
— Не верю, что ты выполняешь все обещания!
— А ты представь. Меня воспитывали быть ответственным. Садись!
Дойдя до машины, открываю переднюю дверь, но Оля упирается. Вырывает из моего ослабевшего захвата руку и смотрит исподлобья, стиснув свои красные губы.
— Давид, я не хочу домой.
— Не нагулялась? — чувствую, как внутренности скручивает от злости.
Это же надо. На часах одиннадцать, а ей лишь бы в клубе остаться.
— Просто не хочу!
Мимолетное облегчение от того, что это не она целовалась с тем придурком испаряется. Уверен, домой она не торопится, потом что собиралась найти себе кого получше.
— Ну, а я хочу!
Снова хватаю её за руку и силком заталкиваю в машину.
— Эй, ты совсем уже? — кричит Осипова, грузным мешком падая на сиденье, — Давид, выпусти меня!!
Захлопываю дверь и блокирую.
Пока Олька ладонями бьёт по стеклу и верещит мне что-то нелестное, чего я не разбираю, разворачиваюсь и возвращаюсь в клуб.
У девчонок танцовщиц узнаю где её сумка, и забрав её с одного из стульев, подхожу к своим парням.
— Я забрал Ольку, мы по домам.
— А чего так рано? — хмурится
