Первые снежинки (СИ) - Палла Иоланта

— Лиз, — Маршал прищуривается, слегка подаваясь вперед, — то, что с тобой случилось… Расскажи мне, пожалуйста.

Из груди вырывается тяжелый вздох. Я смотрю по сторонам, игнорируя внутреннюю дрожь, которая потихоньку захватывает каждую клеточку организма. В голове загорается красная лампочка, как знак предупреждения об опасности. Нельзя пускать себе в душу других людей. Нельзя доверять. Даже Жанна, родная мать, переступила черту. Все это мысленно повторяю, но в глазах Антона плещется нешуточное беспокойство, и я медленно выпускаю воздух из легких, набираясь смелости озвучить свою тайну, которую не рассказывала даже Жене.

— Мне было двенадцать, когда папа умер. Он находился в командировке в другом городе, расширял свой бизнес и на обратном пути попал в аварию. Уснул за рулем. Его долго оперировали и не смогли спасти, — шумно выдыхаю и часто моргаю, поднимая голову вверх, чтобы не расплакаться. Говоря о прошлом, я снова погружаюсь в тот день. В груди тут же разрастается огромная дыра, открывая кровоточащую рану. Маршал не подгоняет меня. Молчит. Я слышу, как звенит посуда в кафе, переговариваются его посетители, и громыхают входные двери. Мы расположились за столиком около окна поодаль от парадного входа. Соседние столики стоят далеко, и не нужно бояться, что наш разговор кто-то услышит.

— Мама так ревела… — поднимаю руки на столешницу и впиваюсь в нее пальцами, чтобы продолжить свой рассказ, но сердце так лихо бьется внутри, что слова даются с трудом. Я теряю контроль над процессом вентиляции легких и учащенно хватаю ртом необходимый для жизни кислород.

— Все нормально, — Антон накрывает мои пальцы своим горячими и поглаживает так нежно, словно я самое драгоценное, что он когда-либо встречал. — Это прошло, Лиз, — прикусываю нижнюю губу до боли и отчаянно качаю головой.

— Ты не понимаешь, Антон, — истерично улыбаюсь, прокручивая в памяти те дни, — она с ума сходила. Так сильно плакала, что… Это было невыносимо… Я не знала, чем ей помочь, а потом… Я проснулась ночью от того, что Жанна нависала надо мной. В темноте, понимаешь?! У нее были безумные глаза. Она твердила, что спасает меня, и затолкала в кладовку. Я кричала, звала ее, а внутри было темно и страшно. Я там больше суток просидела, пока меня не нашли. Ты не представляешь, как сильно я теперь боюсь темноты и маленьких помещений. Я… Я… Я всюду слышу ее. Я такого страха никогда не испытывала, а сегодня все опять повторилось.

Маршал сжимает мои кисти пальцами. На его лице ни одной эмоции, но в глазах целый ураган проносится. Я чувствую, что он меня понимает, и хочу поделиться всей правдой, с которой живу почти шесть лет.

— Огромная лужа крови в гостиной… Она до сих пор стоит у меня перед глазами, Антон. Я думала, что на нас напали, а потом… Тётя Лена сказала, что мама хотела покончить с собой, и ее на время упекли в психушку. Мол, Жанна неадекватная совсем. Я переживала за нее и ждала, но мама так и не пришла за мной. Тётя Лена постоянно твердила, что Жанна бросила меня, а я не верила ей, пока друг отца, Степан Андреевич, не оповестил о том, что мама уехала из города. Она со мной даже не попрощалась… А месяц назад явилась и забрала меня сюда… Думает, что сможет своей показной любовью скрасить годы своего отсутствия… Я не знаю, как относиться к тому, что она снова в моей жизни и может с кем-то встречаться… Нет, она может, конечно, но… Я не хочу делать вид, что все хорошо, и у нас счастливая семья, потому что это совсем не так. Жанна меня не знает, не спрашивает, как я жила, пока ее не было, а… Она, будто роль играет. Всегда любезная и любящая. Меня тошнит от ее заботы и проявления чувств.

Складываю руки на груди и увожу взгляд на окно. Не вижу ничего, кроме туманной дымки, которая застилает глаза. Не знаю, что думает обо всем мною сказанном Маршал, но мне тошно от быстрой исповеди. Сердце клокочет, словно через него навылет пролетела пуля. Я начинаю жалеть о произнесенных словах, только их уже не вернешь, да и все, что я, как скоростной поезд, вывалила на Антона, правда. Я ТАК чувствую. У меня в груди свербит от обиды и боли, а еще страха, что та ситуация повторится. Я, конечно, уже старше и могу постоять за себя, но от одной мысли о маминых закидонах внутренности сжимаются до микроскопических размеров, и в голове гудит.

— Ты как? — вдруг спрашивает Антон. Я же замираю с открытым ртом, потому что ожидала всякого, но не таких вопросов.

— Мне стыдно, — решаюсь вновь посмотреть на него. Маршал хмурится, изучая мое лицо, на котором наверняка выражены все краски эмоций.

— Почему? Разве ты сделала что-то плохое?

— Нет. Наверное… За нее стыдно. За ситуацию. За то, что ты увидел.

— Перестань, Лиза, — Антон кривится и качает головой, — ты видела, что я сотворил и не приняла за психа, хотя мой отец именно так меня называет, когда я… Ну… Теряю контроль над собой. Но одно могу сказать точно, — одноклассник шумно сглатывает, — я бы твою мать на куски разорвал за то, что она с тобой сделала.

Не нахожу ответа на его реплику и выдавливаю из себя скупую улыбку. Плечи опускаются, ведь напряжение, в котором я пребывала постепенно спадает. Я еще некоторое время смотрю на Антона и понимаю, что он не считает меня больной или неадекватной. Коннект взаимный, и от осознания этого факта по грудной клетке разливается живительное тепло. Теперь мне совсем не хочется возвращаться в квартиру к Жанне, которая оборвала телефон своим навязчивыми звонками. Я отключаю звук и провожу с Антоном еще около двух часов, после чего мы покидаем уютное кафе и едем на автобусе до дома. Там нам приходится разойтись в разные стороны, хотя очень не хочется. С Антоном мне спокойнее. Я будто на своем месте, когда он рядом. В полном душевном раздрае вхожу в квартиру и тихо прикрываю за собой дверь.

— Лиза, где ты была?! Почему на звонки не отвечала?! — Жанна вылетает в коридор внезапно, словно поджидала меня за углом. Я даже вздрагиваю от ее столь эффектно пугающего появления.

— Прогулялась после уроков.

— Прогулялась? — Жанна поджимает губы и качает головой, пока я разуваюсь. — Лиза, так больше не может продолжаться.

— Что не может продолжаться?

— Мы должны поговорить.

— О чем?

— О том, как жить дальше. Я больше так не могу…

18

— Я изо всех сил стараюсь изменить нашу жизнь к лучшему, начать с чистого листа и не валяться в прошлом, как в грязи, но ты даже мизерного шанса мне не оставляешь, — на эмоционально высоких нотах произносит Жанна. Она некоторое время смотрит мне в глаза и чего-то ждет. Вижу по нервным движениям, что мама пребывает в ожидании, теребит край кофты пальцами и качает головой, не получив от меня никакой реакции.

Я не равнодушна, но сейчас после того, что произошло в гимназии, не могу адекватно разговаривать с ней. Мне хочется кричать и обвинять ее во всем, потому что ОНА действительно виновата. Именно Жанна стала источником моих страхов и той жуткой паники, которая охватывает все тело, стоит мне оказаться в темном помещении. Даже в этот момент сердце усерднее перекачивает кровь и пускает жар по организму, словно я нахожусь в тесном пространстве, не имеющем выхода. Замкнутый круг сжимается сильнее, и я увожу взгляд в пол, чтобы не наблюдать за муками Жанны Павловны. Показные они или настоящие не важно. Я не хочу принимать ее страдания близко к сердцу. Это все пустое. Иначе она бы не потерялась на несколько лет.

— Тебе не нравится гимназия, я, квартира… Как тебе угодить? Лиза?

Она отходит от меня, поворачиваясь спиной, и скрещивает руки на груди. Напряжение между нами усиливается слишком быстро. Мне даже дышать становится трудно от обиды, которая поднимает с глубин души.

— Ты не спрашивала меня, хочу ли я переезжать и жить с тобой. Ты поступила так, как ТЫ хотела. Чего тогда ждешь от меня?

Жанна резко поворачивается ко мне и поджимает дрожащие губы. В полумраке коридора выглядит жутко, особенно ее глаза. Взгляд безумно напоминает тот… из прошлого…