Под кожей (ЛП) - Стоун Кайла
— Сидни? — окликнул доктор Янг.
— Это не имеет значения. Ничто не имеет значения.
Он записывает что-то в свой блокнот.
— Ты часто чувствуешь себя так? Как будто ничего не имеет значения?
— Хватит меня подвергать психоанализу, ладно? Я напишу ваше дурацкое письмо.
— Ты знаешь, что это безопасное место, Сидни. То, что ты скажешь здесь, останется здесь.
Я закатываю глаза. У меня нет безопасных мест, но я не собираюсь говорить ему об этом. Мне не нужно, чтобы моя репутация пострадала еще больше в результате признания, что все эти слухи, ходящие по школе, действительно правдивы. Шлюха. Шлюха. Шлюха. Моя душа — черная, мерзкая штука. Этот монстр все еще живет во мне, такой же алчный, как и раньше. Эта темная тварь не просто преследует меня, она внутри меня.
Мне нужно выбраться отсюда.
— Было приятно поболтать с вами, но мне пора идти. — Я вылетаю из его кабинета, захлопнув дверь еще до того, как он успел заговорить.
Глава 13
Лукас загоняет меня в угол на классической литературе. Он садится на мой стол и складывает свои длинные руки на груди.
— Пойдем со мной на пляжную вечеринку завтра вечером.
Я даже не смотрю на него.
— И с чего бы мне это делать?
— Потому что я веселый, интересный и потрясающий собеседник.
— Я очень сомневаюсь в этом, — отвечаю ему, но чувствую близость его тела, как статическое электричество.
— Только не говори, что у тебя есть дела поважнее.
— Я ненавижу вечеринки. Слишком много идиотов, теснящихся в маленьком пространстве.
— Но это же пляж. Там много места. Ты можешь гулять сколько угодно в любом направлении. — Он качает головой. — Мы даже можем поплавать.
— Это Мичиган, а не Флорида. Помнишь? Мы стараемся избегать гипертермии.
В комнату вваливается все больше учеников. Они смотрят на нас, проходя мимо.
— Разве не печально, что некоторые люди просто рождаются уродливыми? — Пейтон опускается на свое место.
— Мне даже жаль тебя, — подключается Найя.
— Правда? Я вообще о тебе не думаю. — Мне нужно, чтобы они отвалили и оставили меня в покое. Я не могу выносить их, не могу выносить это место.
Несколько человек хихикают. Найя закатывает глаза.
— Продолжай закатывать глаза, — бормочу я. — Может, когда-нибудь ты найдешь там мозг.
Лукас смеется.
— Что смешного, Лицо Пиццы? — Пейтон огрызается. — Просто заткнись.
— Я уверен, что это все еще свободная страна, — нейтрально замечает Лукас. Он снова поворачивается ко мне. — Могу я на секунду взглянуть на твой телефон?
Я достаю его из рюкзака и протягиваю ему, не задумываясь. Не знаю почему, возможно, что-то связано с его чистым, лесным запахом. Звенит звонок. Мисс Пьер снова начинает говорить о безумии короля Лира. Лукас садится на свое место, продолжая возиться с моим телефоном.
Через минуту он возвращает его мне. Он ввел свой номер телефона под именем «Лукас, он же Красавчик». Кроме того, он забил напоминание о встрече в пятницу вечером: «Пляж с Красавчиком».
Я качаю головой, собираясь удалить запись, когда мисс Пьер прочищает горло из передней части класса.
— Я вижу у вас в руках телефон, Сидни Шоу?
Я засовываю телефон в рюкзак.
— Нет, мэм.
— Хорошо. Именно это я и хотела услышать. Теперь давайте поговорим о вчерашнем чтении. Что вы думаете о реакции Корделии на своих сестер?
Остаток дня пролетел незаметно. Я сделала домашнее задание. Отработала свою смену у Билла. Мне даже удалось держаться подальше от Жасмин и Марго, за исключением тех случаев, когда они бросали оскорбления под нос, проходя мимо меня в коридорах и сидя позади в классе. Но это все ерунда.
В четверг вечером я ем арахисовое масло из банки ложкой, пока пишу письмо с извинениями Джексону Коулу. Первые несколько черновиков выходят не очень хорошо. «Вы вырастили своего сына мудаком, а свою дочь — бешеной сукой из ада» не удержит отчима Жасмин от глупостей, например, от предъявления обвинений. В конце концов, я придумала что-то подходящее и засунула это под дверь кабинета доктора Янг в пятницу утром.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Все говорят о сегодняшней вечеринке, но звук, как ток, обтекает меня. Я едва его слышу. В классе классической литературы Ксавьер Джонс-Грей стоит у двери и раздает флаеры с указаниями. Он высокий и жилистый, со смуглой кожей, коротко стриженными черными волосами и слишком широкой, слишком яркой улыбкой.
— Упс, чуть не дал тебе один, — усмехается он, когда я прохожу мимо. — Неудачникам вход воспрещен.
Мои пальцы скручиваются по бокам.
— Похоже, тебе запрещено участвовать в собственной вечеринке.
— Почему тебе непременно нужно быть такой злобной сукой, Шоу?
— Не нравится мой сарказм? Очень жаль. Мне не нравится твоя глупость. — Я показываю ему палец, просто, чтобы убедиться, что моя мысль дошла громко и ясно.
— Сколько грубости, — комментирует Пейтон. Я ее игнорирую.
Лукас с надеждой смотрит на меня, когда я сажусь.
— Увидимся вечером?
Я не утруждаю себя ответом. Все мое тело болит от напряжения, вызванного необходимостью держать себя в руках. Этот день нескоро закончится.
На уроке государственного управления Арианна бросает бумагу на мой стол.
— Что это?
— Набросок глав, на основе которых будет написана наша работа. Почему бы тебе не посмотреть их в выходные, а в понедельник мы можем собраться вместе, чтобы обсудить тему доклада. Может быть, за обедом?
— Это не для меня. Послушай, я не работаю с партнерами. Вот как это происходит: Я напишу всю эту чертову работу, а ты сдашь ее с нашими именами и все равно получишь пятерку. Лады?
Арианна хмурится и качает головой. Ее темные волосы рассыпаются вокруг лица.
— Это жульничество.
— Ты плохо меня расслышала? Я пишу работу. Ты получаешь оценку.
— Я не собираюсь этого делать.
— Почему, черт возьми, нет?
— Потому что это неправильно, и потому что я сама выполняю свои работы. — Она показывает на листок. — Просто прочитай это за выходные. Я найду тебя в понедельник утром.
За всю мою школьную жизнь ни у кого не возникало проблем с этим. А теперь вот идеальная маленькая Арианна Торрес, качающая головой, потому что она добропорядочная христианка, которая, очевидно, сама выбирает, когда и где ей играть роль. Будь оно все проклято.
Глава 14
Фрэнк пьян. Я чувствую запах алкоголя, как только переступаю порог дома. Моя смена у Билла закончилась в семь, и я голодная и злая. Билл отправил меня домой с пенопластовым контейнером, наполненным стрипсами из жареной рыбы и соусом тартар. Я умяла две штуки в машине.
Фрэнк и мама в гостиной. Фрэнк смеется громко и, раскатисто. Мама бормочет, но я не могу разобрать что именно. Мне нужно пройти мимо них, чтобы попасть в свою спальню. Я бросаю ключи и остатки еды на стол и вхожу в гостиную. Внутренности сжались, кожа покрылась мурашками. Может, они меня не увидят.
Мало шансов.
— Сидни! — восклицает Фрэнк. — Куда ты намылилась, детка? — В одной руке у него бутылка «Джек Дэниэлс», в другой — пустой стакан. Его ноги широко расставлены на ковре, но при этом верхняя половина тела колышется, как цветок на ветру. Он поднимает бутылку и ухмыляется мне. — Хочешь?
Я прижимаюсь всем телом к стене. До двери моей спальни всего десять или около того футов, но с тем же успехом их могло быть и тысяча. Если я побегу, он почувствует мой страх и набросится на меня как волк.
— Тебе нужно лечь в постель, Фрэнк. Выспаться.
— О, он просто веселится. — Голос у мамы высокий и невнятный. Она сидит на краю дивана, на ней только туфли на высоких каблуках, лифчик и трусы. Длинное черное платье перекинуто через спинку дивана.
— Мама. — Я стараюсь, чтобы мой голос не сорвался. — У тебя будет ребенок. Ты не можешь напиваться, пока беременна. О чем ты думаешь?
— Мы просто празднуем, вот и все. Сегодня я прошла УЗИ. Ребенок здоров, только маловат. Но так будет легче рожать. — Она икает.