Иду на свет - Мария Анатольевна Акулова
— Она изменила тебе…
— С моим однокурсником. Максима помнишь? Вот с ним.
Санта кивнула, снова опуская взгляд. Данила же свой не отводил. Да и с чего вдруг? Ему ведь действительно нечего стыдиться.
Поддел подбородок, заставил приподнять. Его взгляд выдерживать было не так-то просто, но Санта понимала: ему тоже важно понимать, как слова отражаются в ней. Он больно делать не хочет. Ревность ему ни к чему. Она просто спросила — он просто отвечает.
— А ему это… Зачем?
На лице Санты цвело сожаление. Данила производил впечатление равнодушия. Санте казалось, что и внутри у него то же самое. Явно не буря. Максимум — та самая гадливость. Зато теперь ей абсолютно точно понятно, откуда произошло его «никогда не ври мне. Вообще никогда. Всегда правду говори».
Быть преданным хуже, чем быть брошенным, если что-то не устраивает.
— Он вбил себе в голову, что мы — конкуренты. За что мог — за всё со мной сражался. Мы как поступали — он по рейтингу был после меня. Похоже проблемы у человека. Никак не мог смириться. Всё доказывал-доказывал-доказывал. На муткортах, в олимпиадах. Ведомости сверял. Номер моей зачетки знал, чтобы в рейтинге мониторить показатели. Он очень хотел попасть в Лексу. Он туда подавался. Его не взяли, когда практикой руководил твой отец… Они с Игнатом ещё в университете отлично сошлись. Недооцененные обиженки. В итоге мечта Максима осуществилась. Он в Лексе.
Данила произнес с усмешкой. А Санте только хуже стало. И обидней за него.
И непонятно… Как можно променять на какого-то… Максима… Её Данечку.
— Как я потом понял из её обвинительно-извинительной речи, они долго довольно спали в параллель с нашими «отношениями». Рита не могла никак решить, где больше перспектив. Но сглупила. Потому что ему нужна была чисто, чтобы галочку поставить. Типа победа… Мне скинули фотки и подпись: «1:0».
— Господи…
Санта скривилась. Потому что пошлость и ужас ситуации — врагу не пожелаешь. И абсолютно точно, что после этого… Он не простит. Даже если действительно зачем-то встретился — не простит. Она бы не простила.
— Это жизнь, Санта. К такому, наверное, надо было быть готовым… Лучше разбираться в людях, не вестись на…
Данила не договорил — осекся. А у Санты сердце ёкнуло. Оборвалось, замерло, быстрее забилось. Захотелось сглотнуть…
— На что не вестись?
Она спросила, Данила снова съехал с её лица, но уже в другую сторону. К двери.
— На наивность. Она бывает обманчивой.
Ответил обтекаемо. Потому что не хотел напрямую. Потому что как бы люди ни поступили с ним, он в ответ грязью поливать не станет. В этом очередное сходство с её отцом. В этом, возможно, ещё одна его наука.
— Ты у неё первым был, да?
Но Санта тоже иногда умеет читать между строк. Спрашивает, не боясь, что вопрос прозвучит глупо. По тому, что Данила молчит и смотрит в сторону, понятно, что попала.
— Я вас не сравниваю, Сант. И ты глупостей не делай, хорошо? Рита торговалась со мной «первенством», я просто не особо-то понимал тогда. Она себя подороже продавала. Это была её инвестиция. Я её не отработал так быстро, как должен был. И в этом тоже был обвинен… — Данила усмехнулся, Санте стало гаже за него. — Но это другая история… Я об этом не хочу.
Реагируя на слова — закивала. Сейчас бы что он ни скажи — она всему кивнула бы. Потому что не подозревала, насколько его однажды ранили. Не подумала бы. И не простила бы обидчиков.
И пусть у неё в голове крутился ещё миллион и один вопрос, следующий задает Данила:
— Можно правду за правду?
Их глаза встретились. Данила смотрел с легким прищуром. Санта — открыто. Кивнула аккуратно. В качестве благодарности получила улыбку…
— Как ты с братьями познакомилась, Сант? Расскажешь?
И абсолютно неожиданный вопрос, который заставил замереть.
* * *Сходу ответить у Санты не получилось бы. Да и не сходу… Не то, чтобы приятно.
И это грустно.
Потому что кровь вроде как не водица, а у них…
Она никогда не чувствовала тяги к братьям. Она уважала любовь отца к ним, но сама любовью не прониклась.
Всю жизнь немножечко боялась. Знала, что они относятся к ней не как к ровне. Не по братски. Знала, что на них ей нельзя ни положиться, ни понадеяться.
Они были друг для друга чужими. Санта их опасалась. Ждала подвоха. Не могла расслабиться и плыть.
Когда отец умер, оказалось, что не зря. «Старшая» семья отца обнажила зубы и впилась прямёхонько в и без того раненную плоть «младшей». И даже когда, казалось бы, делить им больше нечего — Санта продолжала бояться остроты этих зубов. Они никогда не простят ей рождения, а её матери — отцовскую любовь. И ей нет никакого дела, кто и в какой степени в этом виноват. Важен результат: друг другу они не просто чужие — друг другу они единокровные, но враги. И это так странно, ведь к маленькому Даниле кровь её ой как тянет. В её голове четче некуда сидит понимание: они — веточки одного дерева.
А по мнению «братьев» — прививки, которые надо изжить, а не дать срастись со стволом. Только «старшие» Щетинские не понимают, что ствол — не они.
— Мы не знакомились, — Санта произнесла, пожимая плечами.
Смотрела при этом не в лицо Данилы, а на его грудь.
Замолкла, вздохнула. Дальше — подняла глаза уже на него.
— Я всегда знала, что они есть. Не помню, чтобы со мной кто-то специально говорил и