Я всё равно тебя добьюсь - Ирина Муравская
– Вот так…
– Не нравится?
– Нет.
Врунишка. Прячет глаза, но не вырывается. Милые дамы, скажите: когда вам действительно не нравится чьё-то посягательство на личное пространство, вы покорно всё терпите? Тоже не пытаетесь сопротивляться?
О чём и речь. Так что не надо ля-ля.
Мягко придерживая за подбородок, разворачиваю её лицо к себе. Вторая возможность за сутки быть ближе и иметь возможность вдохнуть сладкий цветочный шлейф её духов. Удачный день. Шикарный, я бы сказал.
– Тим, пожалуйста. Не надо… – сбито вырывается из Пули, когда кончик моего носа касается её пылающей щеки, прочерчивая невидимую линию.
– А я ничего не делаю, – едва слышно отзываюсь, словно бы невзначай задерживая подушечки пальцев на её приоткрытых губах. – Почти…
Что невыносимо… невыносимо сложно. От одних только воспоминаний вкуса её поцелуев моментально закипает кровь, а от её присутствия и соблазна снова их повторить вовсе рвёт башню.
Поцелуи.
Только поцелуи, ничего больше, но все они случались уже после официальной "помолвки". Спонтанные, горячие, ненасытные, страстные, взаимно желанные и полные женского стыда за аморальность. Наша маленькая тайна, о которой никто никогда не узнает.
Я не соврал Саньку, когда пообещал, что не буду её ни к чему принуждать. Не принуждал прежде, не стану и сейчас. Любой наш следующий шаг зависит целиком и полностью от Пули…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПАУЛИНА
Глава пятая. Поцелуй навылет
Тронутое лёгким загаром лицо. Двухдневная щетина. Родинки на щеках. Ярко выраженные скулы. Танцующие огоньки упрямства в глазах и вздёрнутый подбородок уверенного в себе человека. Настойчивого, целеустремлённого, наделённого самоиронией – на это клюют все. И я не стала исключением, хоть и долго сопротивлялась.
Это как затягивающая воронка из которой не спастись: сколько за спасательный круг не цепляйся – засосёт. Так, может, не стоит и пытаться? Не проще отпустить бесполезный балласт, насладившись последними секундами невесомости перед резким падением?
Ответа на этот вопрос я не знаю, но снова чувствую знакомое головокружение, от которого внутри всё сжимает до размера песчинки. Как писал Хармс[30]: я не имею больше власти таить в себе любовные страсти. Эндорфиновое удовольствие, расплата за которое слишком велика…
Слабое прикосновение Тиминых губ к моим отзывается пульсирующим покалыванием по всему телу. В голове каша, в сердце тяжёлый камень стыда. Нельзя. Неправильно. Нечестно. Это предательство.
Пересиливая себя, отстраняюсь, пресекая возможность поцелуя.
– Нет? Жаль, ну да ничего. Тогда в следующий раз, – Нечаев и не думает расстраиваться. Для него всё очевидно.
– Я бы не была так уверена. Разбалуешься ещё.
– Ой, брось. Давай будем откровенны: я и так на голодном пайке.
– Уверена, ты как-то решишь эту проблему. За тобой не заржавеет, – поскорее слезаю с него, исключая возможность нового соблазна.
– Это негласное разрешение действовать?
– Действуй. Без меня, – вестибулярочка подводит: колени трясутся, ноги ватные. С гуляющей ходуном лестницы приходится слезать очень осторожно.
Тима себя такими мелочами не утруждает, лихо спрыгивая вниз и приземляясь на укомплектованные мягкие стоги. Я только на середине пути, а он уже подаёт руку, помогая не навернуться.
– Без тебя – это самоудовлетворяться? Спасибо. У меня скоро и так мозоли будут.
Я с его прямолинейных шуточек порой просто выпадаю в осадок. А он даже не замечает, что несёт. Язык работает на опережение мозга. Ну или не задействует последний в принципе.
– Кремушком помажь. Негоже портить рабочий инструмент. Мозолистыми пальцами неудобно бренькать на гитаре, – замираю возле ворот, высматривая дядю Юру, который уже успел угнать на своём звере на другой конец поля. – Я иду первой, а ты выжди несколько минут, ладно?
– Ептыть. Шухеримся, словно правда что-то противозаконное сделали. Если бы.
Сама понимаю как эта игра в прятки по детски смотрится, но как объяснить, что наше маленькое село настолько маленькое, что тут каждого по отчеству знают? Здесь единственное развлечение – это сплетни. Если повода нет – что-нибудь всё равно придумают, а если он есть…
За те полгода, что я в Москве меня и так успели обмусолить сверху донизу. Каждое моё выложенное в инет видео передавалось по кругу всем соседкам на лавочке и засматривалось до дыр, подвергаясь доскональному обыску на запрещёнку.
Я в купальнике возле бассейна? Какой позор! Матом ругнулась в рилсе[31]? Катастрофа! Меня кто-то по дружески обнял из наших парней? Разврат! На заднем плане ребята хохочут над комедией по телеку, дымя кальяном? Боже, нет, она точно живёт в наркоманском притоне.
Само собой, каждую такою "находку" нужно перетереть всей строгой комиссией и, выбрав старосту, бежать к родителям жаловаться: "Ваша дочь, там, в этой своей столице на кривую дорожку встала! Похабщиной занимается! А ведь была такая примерная девочка с косичками".
Первое время мама с папой выслушали подобные дифирамбы чуть ли не ежедневно, но, устав, предельно вежливо дали понять, что иногда молчание – золото. После этого ретивые сыщики местного разлива пыл умерили, но надзор и не думал сниматься. Просто шушукаются уже более осторожно. Между собой.
Родители относятся к этому спокойно. Говорят: "не слушай завистливых стариков и делай так, как посчитаешь нужным", но ограничения всё равно давят. Волей – не волей приходится фильтровать контент. Не ради репутации, а чтоб родителям краснеть не приходилось.
Поэтому и сейчас не хочется добавлять масла в огонь. Появление Тимы и без того произвело фурор. Представляю, о чём судачат в округе, и если нас запалят вместе… Будет очень неудобно. Тем более накануне свадьбы.
Свадьба…
Событие, которое должно вызывать предвкушение и эйфорию, но у меня ассоциируется только с напряжением. Хочу ли я выходить замуж? Да. Люблю ли Сашу? Да. Готова ли стать его женой?
