Ты всё ещё моя (СИ) - Тодорова Елена

Что, если ошибаюсь все же? Что, если не получится? Что, если ничего не осталось? Сгорю ведь. В этот раз точно не выжить мне.

Но поворота назад, похоже, больше нет. Я думаю о Чарушине все время, чем бы ни занималась. Я уже им живу.

Соня полностью ударилась в любовь. Честно говоря, я даже не знаю, выходит ли она на работу в свой бутик. Дома практически не появляется. Звонки все сумбурные, сообщения короткие. Благо голос счастливый. Но меня все равно разбирает какое-то неопределенное беспокойство.

– Ты была на парах сегодня? – спрашиваю в один из ее редких визитов.

– Нет, – отвечая, не оборачивается. Продолжает скидывать в сумку какие-то вещи. Спешит, ведь Сашка во дворе ждет. – Но Ленка мне все на почту сбросила. Позже разгребу.

– Я все понимаю, Сонь… Ты влюблена. Это прекрасно. Но, пожалуйста, не запускай все остальное. Жизнь не только на любви держится.

– Блин, Лиз! – восклицает сестра, то и дело сдувая падающие на лицо пряди волос. – Не надо говорить, что мне делать, хорошо? Мне мамы хватило! Больше никогда никого слушаться не собираюсь. Сама знаю, что главное и как лучше.

Наверное, сказывается мое общее эмоциональное состояние, но мне вдруг так обидно становится. На глаза слезы наворачиваются. Не пытаюсь до нее достучаться. Хотя должна, понимаю. Только у меня и без того силы на исходе. Поэтому я просто ухожу в свою комнату.

Едва захлопываю дверь, на меня вдруг накатывает жутчайшая тоска. В голову лезут страшные мысли. Благо погрузиться в них не удается. Сонька все-таки прибегает следом.

– Ладно, не обижайся, – шепчет, обнимая меня. – Просто я всегда так мечтала о том, чтобы меня полюбили… Ты ведь знаешь… И вот, когда это случилось, я подсела на эти чувства, как на наркотик.

– Нельзя так, – выдыхаю, понимая, что вряд ли сработает. Я ведь помню, какая это зависимость. Наверное, для нас, детей правил и наказаний, особенно. – Я за тебя боюсь.

Сонька фыркает и отстраняется, чтобы посмотреть мне в лицо.

– Что за меня бояться?! Знаешь же, какая я? – глаза горят, едва не слепят. – Живее воды! Ярче солнца!

– Точно, – улыбаюсь, хоть из сердца тяжесть и не уходит. – Я так соскучилась по девочкам, – упоминания о пяти наших младших сестрах, с которыми пришлось разлучиться из-за юродивой матери, дают мне право расплакаться. – Давай еще раз попробуем с ними увидеться… Пожалуйста… Может, у школы подождем?

– Лиз, – вздыхает Соня тягостно, пока я всхлипываю и утираю слезы. – Они не захотят с нами разговаривать. Ты же сама видела… Мамино влияние пока еще слишком сильно. Они считают, что мы демоницы. Ушли из дома, ударились в блуд, опорочили честь семьи, предали все святое… Что там еще?

Я, может, и хотела бы на эмоциях добавить что-то столь же ядовитое по интонациям, как у сестры, потому что тема для нас действительно болезненная, но в этот момент начинает звонить ее телефон.

– Ой, черт! Сашка же ждет! – спохватывается, не глядя на экран. – А поедем с нами, Лиз? Мы у Фили собираемся. Небольшой компанией. Без Протасовой!

– Да… Лия мне говорила сегодня. Тоже звала. Но я что-то не знаю… Там ведь может быть Чарушин, – предполагаю и тут же заливаюсь жаром.

– Не может быть, а будет!

«Ты все еще моя, Дикарка…»

– Тогда не стоит, – выталкиваю, преодолевая подспудное желание его увидеть.

Сердце уже сбивается с ритма. Выбирает какой-то безумный режим, контроль над которым я не несу. Остро так врезается, будто исколотый стеклянный булыжник. Ощущается так же увесисто.

– Едем, Лиз, – настаивает вдруг Сонька. – Едем, едем… – и уже бежит к моему шкафу. Распахнув дверцу, прикладывает к уху телефон. – Алло, Саш, подожди пять минут буквально… Да… Лиза с нами поедет… Угу… Давай.

– Да ну, Сонь… Мне неудобно, – возражаю уже совсем нерешительно. – Саша хочет побыть с тобой. Я не хочу вам мешать. Ты не обязана меня таскать за собой!

– Никого я не таскаю! – возражает горячо. Выхватывая из шкафа коралловое платье, которое я совсем недавно купила, присвистывает. – То, что надо! Надевай!

Дальнейшее напоминает ускоренную перемотку какого-то фильма. Я скидываю домашний костюм, натягиваю белье и платье, распускаю волосы – тугая коса на мокрые пряди работает как укладка, прохожусь тушью по ресницам, душусь парфюмом, который совсем недавно купила. И вот мы уже сбегаем вниз по лестнице.

У Фильфиневича я, естественно, снова прихожу в предельно взбудораженное состояние, хоть Чарушина нигде и не видно.

«Зачем я здесь?» – сама у себя спрашиваю.

И боюсь отвечать. Боюсь нести ответственность за уже принятое решение. Легче стартовать вслепую.

– Привет! – радуется при виде меня Лия.

Я тоже улыбаюсь. Позавчера мы ходили вместе в кафе и, несмотря на мои бесконечные внутренние переживания, хорошо провели время. Она нравится мне все больше.

– Привет! – отзываюсь, прежде чем сесть рядом с ней на диван.

Фильфиневич, Шатохин и Саша собрались за барной стойкой. Сонька сразу по приезду ускакала в туалет. Оглядываюсь, чтобы еще раз убедиться: больше никого нет.

– Нет. На хрен. Сегодня никакого алкоголя, – долетает до нас грубоватый голос Тохи. – У меня полный детокс: без бухла, без ГМО, без баб...

– А бабы тут при чем? – недоумевает Сашка.

– Заебался. В прямом смысле.

Мы с Лией переглядываемся и краснеем, а парни, конечно же, гогочут.

– Да, с твоими темпами неудивительно, – заключает Филя. – Марафонец, бля.

– Завидуй молча. Сигу лучше дай.

– Ты ж неделю назад бросал. Да и детокс, сука…

– Дай сигу.

Пока парни препираются и подшучивают друг над другом, возвращается Сонька. А потом заваливает еще человек десять наших общих знакомых. Только Чарушин так и не появляется.

Прошла почти неделя с той самой встречи, которая лишила меня остатков равновесия. Почему он не приходит? Где пропадает? Чем занимается?

– В курсе, почему Протасовой нет? – шепчет Лия мне на ухо, когда все присутствующие рассыпаются по залу небольшими компашками, а мы снова остаемся на диване вдвоем.

– Нет. Соня лишь сказала, что ее точно не будет, – говорю нейтральным тоном.

Да, Вика мне очень неприятна, но я стараюсь глушить эти чувства. В конце концов, она мне ничего плохого не сделала. Ревность – моя проблема.

– Бортанули ее, – делится Лия. – Прямым текстом на хрен.

– Кто именно? Почему?

– Твой Чарушин. А почему – никто не знает. Но именно он сделал ее персоной нон грата.

От шока я даже упускаю то, как Лия называет Артема моим. Я просто не представляю ситуации, в которой он способен оскорбить девушку.

«Ты же уже сосала мой член, охотно глотала мою сперму и была от этого, блядь, счастлива…»

Кроме меня, конечно. Или он теперь со всеми такой?

– Ты как будто расстроилась, – замечает Лия. – Из-за Протасовой?

Пожимаю плечами, толком не зная, что сказать, когда нет четкого понимания своих же чувств.

– Немного. Жаль ее.

– Ой, ладно тебе. Наверняка она сделала что-то отличительно гадкое. Иначе Чарушин бы не сорвался. Он же воспитанный! – акцентирует, закатывая глаза.

Не хочу очернять его и говорить, что вся его воспитанность, похоже, в прошлом. Поэтому, делая вид, что мне совсем безразлична эта тема, лишь снова пожимаю плечами. И на этом все.

Но в голове, конечно, кручу. Рисую различные картинки происходящего между Артемом и Викой. Незаметно вскипаю.

– Ребят, давайте, за стол, – окликает всех Сонька. Она, похоже, в любом месте и в любой компании чувствует себя центром Вселенной. – Пицца остывает!

Улыбаюсь той гордости, что меня за нее распирает. Поднимаюсь следом за Лией. Но и шага ступить не успеваю, как открывается дверь, и в гостиную, словно волна горячего и мощного ветра, врывается Чарушин.

– Ну, наконец-то! – восклицает кто-то из парней.

– Всем привет, – бросает Артем быстро.

Пока ребята нестройным хором отвечают, таким взглядом меня заливает, что кажется, платье начинает плавиться. Впрочем, так же быстро этот процесс прекращается – примораживает Чарушин злостью.