Свобода (СИ) - Татьяна Владимировна Бессонная
— Да! — выпалила я злобно. — Говорил! И знаешь что? Я увольняюсь!
Я начала швырять на стол свои вещи с полок. Но Градский схватил меня за руку.
— Почему?
— Потому что ты мудак, Саша, вот, почему! — Я уже почти орала. И было плевать, услышит кто-нибудь или нет. — Ясно тебе?! Мудак, каких мало! Что тебе от меня надо?! Оставь меня в покое! Найди себе на «Дне» другую девку, выдрессируй её и живите счастливо! А я устала, ясно?! Я не хочу больше того, что было! Оставь меня в покое! Не хочу видеть тебя в моей жизни!..
На последних словах голос почему-то надломился. И потекли слёзы.
Градский молчал. Просто смотрел на меня и молчал. Я пыталась высвободить руку, но он не пускал. А меня прям раздирало. И дикая злость и какая-то… усталость, что ли. Не могу больше! Не могу! Не хочу! Хватит этих грёбаных эмоциональных качелей, этих «осколков», этого надлома, этой зависимости!
И вдруг Сашка привлёк меня к себе. Просто взял и обнял.
Боже, как давно я этого не ощущала! Как остро! И одновременно тепло. Надёжно. Хорошо.
Я разрыдалась.
— Ты мудак… Мудак, ясно тебе?.. Я тебя… ненавижу… ненавижу, ненавижу, ненавижу!.. — И вдруг внутри что-то надломилось. — Сашенька, пожалуйста…
— Что?
Негромко. Спокойно.
— Оставь… оставь меня в покое… прошу тебя… умоляю… дай… дай мне жить… — говорила я. И прижималась к нему всё крепче.
Сашка молчал. Я всхлипывала. Злость исчезла. Растворилась в его объятьях. Таких знакомых. Родных. Каждый раз так было — какую бы боль он ни причинял мне во время наших сессий, как бы жестоко ни пытал меня морально и физически… но потом всегда были эти объятья…
— Натали. — Говорил тихо, но не холодно. — Мы будет работать вместе. Только я и ты.
Я вздрогнула. Подняв голову, посмотрела ему в глаза.
— Сашенька, пусти… пожалуйста…
— Нет.
Но в тёмно-карих глаза стальная твёрдость. Она давит и прогибает… и одновременно будто обволакивает. Он сам, сам этого хочет. Очень хочет. Потому что под этой твёрдостью, под стеной льда — огонь. Я всегда его видела. Чувствовала.
— Хорошо…
Не смогла. В очередной раз. Не смогла. Никогда не могла…
— Ты будешь моей моделью.
— Я буду твоей моделью…
— Начнём завтра.
— Завтра…
И снова замолчал. Сказал всё, что хотел, может уйти. Но почему-то не ушёл. Почему-то продолжал стоять и обнимать меня. Я чувствую — напряжён. Сильно. В нём… будто какая-то внутренняя борьба. Но почему? Из-за чего? Что происходит?
Но спросить я не успела. Саша словно прочёл мои мысли, и, осторожно разомкнув объятья, вышел из кабинета.
Минут пять я просто стояла и тупо смотрела на дверь. Потом потащилась домой. Никакая. Опустошённая. Измученная. Глаза на мокром месте.
Слава богу, Женька был дома. Играл в какую-то игрушку за компом, но когда увидел моё состояние, бросил всё.
— Что случилось?! — с тревогой спросил он, помогая мне раздеться.
Вместо ответа я уткнулась в него. Обняла. Крепко-крепко. Он тоже обнял. Тоже тепло, но… не так. Не так, чёрт подери, не так, не так!!! Ну почему?!
— Наташ…
Я рыдала.
Он явно был растерян, гладил меня по волосам. А я пыталась найти в себе, в своих ощущениях что-нибудь, ну хоть малейший, самый слабый намёк на то, что недавно ощущала в объятьях Градского.
И знаете что?
Ничего.
Совсем. Вообще.
Просто тепло — не более.
За два года совместной жизни.
За несколько мгновений в объятьях Градского.
Я взвыла в голос.
ТЕМЫ: снова, злость, всё так запутано, сильные чувства, слёзы, два года, Женя, ничего, не хочу так
НАСТРОЕНИЕ: измученное
Пост 24. Ну, Градский, погоди!
ПЯТНИЦА, 23 СЕНТЯБРЯ, 20** года
05:49
Всю ночь ворочалась, не могла заснуть. Мысли мешали. На следующий день позвонила Диане. Она была вся в подготовке к проекту, вся восторженная и радостная, пышущая энтузиазмом.
Но после того как выслушала меня — уже я минут десять слушала поток изощрённых ругательств (из которых матом была только половина) в адрес нашей редакции вообще и Кирила Серггеевича с Градским в частности. Стало чуть легче.
— Ты всё равно должна участвовать в нашем проекте! — в конце выпалила Диана. — Теперь — просто обязана! Чтобы не позволять Градскому снова затащить тебя в своё абьюзивное болото!
Я застонала.
— Боже
