Снегурочка лёгкого поведения (СИ) - Маар Чарли

— Ну ты и скотина, Борцов, — визжу, потому что снег тут же забивается мне под куртку и за шиворот. — Чтоб я ещё раз повелась на твои просьбы? Да иди ты знаешь куда, фашист, проклятый! Да хоть хребет себе здесь переломай, я тебе руки не подам. Гад… просто… ГАД!!!

Начинаю активно вертеться, пытаясь вылезти из сугроба, но этот козёл вцепился в меня мёртвой хваткой. Лежит на спине и ржёт во весь голос, прижимая к себе и не давая вылезти.

— Хватит ругаться, Снежинка, — шепчет мне на ухо, уткнувшись в волосы. — Тут полный каток детей, между прочим.

— Вот и отлично, — шиплю злобно. — Пусть знают, что ты фашист и будут осторожнее. От таких гадов как ты надо держаться подальше.

Бросаю беглый взгляд по сторонам и всё же снижаю голос на несколько децибел, потому что Борцов прав, здесь правда много детей.

— Какая ты у нас заботливая, Снежа. За детишек переживаешь, — ухмыляется, затаскивая меня на себя сверху.

Сейчас получается, что он лежит спиной на сугробе, а я на нём. Понимаю, что он сделал это специально, чтобы мне было не холодно, поэтому злость на этого гада немного гаснет. Нет, он, конечно, козёл, но… заботливый козёл. А это как-то… ненормально.

Нависаю над Борцовым, пристально его разглядывая. Его лицо растянуто в широченной улыбке, а на длинных, нереально длинных для мужчины ресницах, лежат маленькие переливающиеся снежинки.

— О чём ты думаешь? — спрашивает, сильнее сжимая руки на моей талии, и я только сейчас замечаю, что он в какой-то момент уже успел забраться мне под куртку и свитер и сейчас его немного грубые пальцы поглаживают голый участок моей кожи, от чего она тут же покрывается мурашками. Хотя, стоп, что я вообще говорю. Мурашками она покрылась, конечно же, от холода.

— О том, что мир несправедлив. Нельзя мужчине иметь такие бессовестно длинные ресницы, — ёрзаю, пытаясь скинуть с себя его руки, но этот гад только сильнее их на мне сжимает. — А ты?

— А я думаю о том, что если ты будешь так ёрзать, то я проиграю спор, потому что не только сам тебя поцелую, но и ещё кое-что сделаю с тобой прямо в этом сугробе. То, что на новый год не успел.

— Дурак, — смеюсь, шлёпнув его по плечу, но ёрзать тут же прекращаю.

— Кстати, на счёт поцелуя, — тут же подхватывает. — Ты не думаешь, что за сегодняшнее испытание я его заслужил?

— Не-а, — качаю головой, ехидно улыбаясь. — Не дождёшься, Борцов. Я спор проигрывать не намерена, так что поедешь ты в свою Москву не целованным.

— Поглядим. Ещё не вечер, Снежинка.

Я не знаю какого чёрта происходит, но мы всё ещё продолжаем лежать в сугробе и смотреть друг на друга, обмениваясь ехидными улыбочками. И, несмотря на то, что мне чертовски холодно, желания вылезать совершенно нет.

— Вестаааа, — над моим ухом раздаётся громкий голос какой-то женщины, — Всё, малышка, пора домой, а то заболеешь.

Видимо крик этой мамаши, зовущей своего ребёнка, и выводит меня из транса. Потому что я тут же подскакиваю на ноги и начинаю быстро оттряхивать себя от снега.

Лёша тоже встаёт вместе со мной. На удивление, довольно легко и без моей помощи и тоже стряхивает с себя снег.

— Дурацкое какое-то имя “Веста”, — бормочу, чтобы разбавить неловкое молчание. — Звучит как кличка собаки. Я вообще не понимаю эту дибильную моду на странные имена. Ну называли же раньше детей нормально — Маша, Таня, Ксюша. А сейчас какие-то непонятные Луизы, Весты, Элеоноры. Моя знакомая назвала дочь Моника, представляешь? Ну это же идиотизм. Павлова Моника Ильинична, блин. Вообще ребёнка не жалеют. Ну ей же с этим именем всю жизнь ходить.

Борцов смеётся в ответ на моё такое эмоциональное возмущение. Берёт за руку и ведёт с катка на скамейку. И я на ходу отмечаю, что сейчас он идёт совершенно спокойно. Не семенит и никуда не заваливается.

— Мою дочь будут звать Ассоль, — говорит, усаживая меня на скамейку. Наклоняется и сам начинает развязывать шнуровку на моих коньках.

— Какую дочь? — тут же недоверчиво свожу брови.

Вот только сюрприза с беременной женой мне ещё не хватало. Нет, я, конечно, себе ничего лишнего не позволяла и вообще, у нас с Лёшей чисто деловые отношения, но всё равно не хотелось бы узнать, что я провожу столько времени, тесно общаясь с чужим женатым мужиком.

— Не напрягайся так, Снежинка, — подмигивает, отрываясь от моих коньков. — Потенциальную дочь, которая у меня может родиться в будущем.

— Да я и не напрягалась, — тут же расслабляюсь, потому что я, чёрт возьми, напряглась. — Борцова Ассоль Алексеевна, — усмехаюсь, — Ты что “Алые Паруса” в детстве перечитал.

— Красивое имя, — пожимает плечами.

— А если сын, то как его будут звать? Артур Грэй? — ехидничаю.

— А сына сама выбирай. Первая у нас всё равно будет дочка, — снова подмигивает этот гад и улыбается.

— Да иди ты, — толкаю его в плечо. — И кстати, ты сволочь, Борцов. Ты мне соврал. Ты умеешь кататься. Сейчас ты преспкойненько из сугроба до скамейки дошёл самостоятельно.

— Умею, — растягивает рот до ушей, поднимаясь в полный рост. — Но так же было гораздо интереснее. Ну и повод был с тобой в сугробе пообниматься. Надо же мне было найти предлог, чтобы тебя пощупать.

— Боже, ну какой же ты гад, — хохочу, вставая вслед за ним.

Блин, и ведь даже разозлиться на этого вруна не получается. Потому что, как бы странно это ни звучало, но мне всё понравилось: и кататься его учить, и валяться с ним в сугробе тоже. И, даже несмотря на то, что я насквозь мокрая и у меня от холода зуб на зуб не попадает, я чувствую себя нереально кайфово сейчас.

Без шуток, это самые лучшие новогодние праздники с тех пор, как не стало моего отца.

Но Борцову об этом знать не обязательно…

22 глава

Обедать мы идём в кафешку рядом с катком. Берём себе по тарелке горячего супа и чайник чая с мёдом и какими-то травками. То что надо после отморожения задницы и всех прочих частей тела.

— Пей чай, Снежинка, а то дрожишь как заяц.

Лёша подливает мне чай в пустую чашку, и я тут же обхватываю её руками, чтобы согреть заледеневшие ладони.

— Мои штаны насквозь промокли, — бормочу, клацая зубами и, несмотря на то, что чай горячий, делаю большой глоток, слегка обжигая горло.

— Вот это признание, — улыбается. — Приятно знать, что я нравлюсь тебе настолько, что штаны аж насквозь промокли. Тогда тем более чего сопротивляешься? Целуй меня уже и дело с концом.

— Да иди ты в задницу, — смеюсь. — Ты пошляк и извращенец, Борцов.

— Это всё ты виновата, — говорит с серьёзным выражением лица, отправляя в рот ложку супа.

— Я?

— Ага.

— Это с какого перепугу? — возмущённое смотрю на этого невозмутимого гада.

— С такого, что это меня только рядом с тобой всё время на пошлости тянет. Уже поцеловала бы, глядишь тогда и отпустит.

— Не дождёшься, — корчу ему в ответ рожу.

А внутри в этот момент как-то гаденько становится. Почему-то его слова о том, что после поцелуя его отпустит мне не нравятся.

— Кстати, когда приедешь домой, собери небольшую сумку с вещами, — вдруг резко переводит тему. — Пару свитеров, штаны тёплые, носки с оленями…

— Что? — непонимающе смотрю на него. — Зачем?

— Сотрудники фирмы пригласили меня на выездной корпоратив загород. В коттедж. Поедешь со мной.

— Но я не могу. Мне ещё нужно чертежи закончить по проекту. Я вашей этой Ларисе Николаевне обещала работу сдать к понедельнику.

— Во-первых, ты работу сдаешь не Ларисе Николаевне, а мне. Я твой начальник и по проекту и… не по проекту, — довольно улыбается. — Так что я тебе говорю, едем за город, Снежинка. А проект во вторник сдашь.

Хмурюсь, прикусывая губу. Мне не нравится, что этот гад называет меня своим начальником. Тоже мне, босс-обсос недоделанный.

— Да ладно тебе, Снеж, — тут же смягчается, уловив моё настроение. Тянется вперёд и сжимает мою ледяную руку. Его ладонь при этом на удивления тёплая, несмотря на то, что мы оба здорово промокли в том сугробе, а Борцов так вообще взял весь удар на себя. — Ну правда круто будет. Шашлыков на природе пожарим, погуляем, с горки покатаемся. Представь, что у тебя в кои-то веки новогодние каникулы.