Не повышай на меня голос, птичка (СИ) - Рейн Миша

— Дура ты, — касается влажными губами моего виска, решетит горячим дыханием, заставляя мои колени подкосится.

— Так отпусти меня…

— Думаешь, не пытался? — как наркоман водит носом по моей коже. И даже позвоночник сковывает льдом от его одержимости, пока внезапно он не опрокидывает меня на кровать, отшатываясь назад как от открытого огня.

Какое-то время мы молчим, в попытках восстановить дыхания, позволяя друг другу остыть и вернуться к разуму.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Шумно выдохнув, Марат проходится по лицу ладонью, а я не смело присаживаюсь, пытаясь игнорировать жжение на заднице.

Адреналин, заглушающий все мои инстинкты, постепенно уступает место усталости.

— Завтра будь готова к обеду. Утром водитель отвезет тебя в магазин. Купишь себе одежды, — бросает на тумбочку платиновую карту, которую достал из кармана брюк, и продолжает с абсолютным безразличием. — Лучше выбрать что-то более консервативное.

— Доверяешь мне свои деньги? — лениво шевелю языком, когда грустная усмешка касается моих губ.

Смешно в свете нашего разговора о деньгах.

— Не переживай, я сообщу если смс из банка начнут меня пугать.

Однако новый виток переживаний заставляет пульс ускориться вновь.

Надеюсь, эти американские горки закончатся прежде, чем я сойду с дистанции.

— Ты опять потащишь меня в компанию озабоченных орангутангов? Тогда я вполне обойдусь черным мешком.

— Завтра у тебя знакомство с семьей Тимура. Так что выглядеть прилично в твоих интересах. — Заметив мое шокированное лицо, Марат сухо добавляет. — Я всегда держу свое слово, Тата.

С этими словами он уходит, а я и не пытаюсь остановить, чтобы не обрушить на него рой вопросов жалящих меня в голове.

Новая семья?

Но ведь я… я его семья… Эгоистично кричу я, так и не услышав главного… Он жив!

Я даже не замечаю, как меня уносит в спокойствие ночи.

Так же как и вырывают меня оттуда женские крики.

Глава 19. Грязь

От испуга я тут же сжимаю простынь в кулак, пытаясь прислушаться к ругательствам, а когда уже отчетливо слышу шум приближающихся шагов, резко принимаю сидячее положение, невольно морщась от боли.

Дверь с грохотом врезается в стену, отчего я подпрыгиваю на месте, а затем на пороге появляется пышных форм женщина в длинном платье и платком на голове. И я смутно припоминаю, что она мне знакома, пока резкая пощечина не шокирует и не вынуждает отпрянуть назад.

— Вернулась ведьма! Я знала это! — тычет в меня пальцем, в то время как я шокированно хватаю ртом воздух. — Знала, что ты и его совратила! Что у тебя, манда золотая? Чем ты им так голову морочишь? Грязная, позорная девка! — женщина пытается отвесить еще одну пощечину, но я уворачиваюсь. От страха тело все трясет и контролировать себя становится сложнее, кажется еще немного и я просто застыну камнем, позволив этой неадекватной особе раскрошить себя вдребезги. — Одного сына погубила, так теперь за второго взялась?! Прошмандовка! — верещит она грубым голосом и опять кидается, вот только я вновь уворачиваюсь, предоставляя ей возможность вцепиться мне в волосы.

Острая боль мгновенно пронзает всю голову, прежде чем она скидывает меня с кровати.

Неудачно приземляюсь на холодный пол, едва успев выставить перед собой руки и проглотить мучительный стон. Сердце вмиг подпрыгивает в горло и даже вздохнуть не могу, не то, что слово сказать, пока перед глазами не появляются туфли с округлым закрытым носом.

Какого черта происходит?

С трудом дыша, я бросаю на нее исподлобья взгляд. Но обзор частично закрывают мои упавшие на лицо волосы.

— Ты хоть знаешь перед кем ноги раздвигаешь? — женщина нависает надо мной грозовой тучей и смотрит с нескрываемым презрением. Лицо искажено яростью. Ее прямо потряхивает от злости и она продолжает с шипением гадюки, отравляя меня одними словами. — У него свадьба через две недели. На той, которая достойна его, которая станет ему идеальной женой, послушной и чистой! И как только они поженятся он потеряет к тебе интерес…

— Что-то не торопится ваш сын жениться на послушной, — сдерживаю горький смешок, цежу сквозь зубы, тем самым принимая вызов.

Если б только она знала, как я мечтаю о том, чтобы он потерял ко мне интерес. Но новость о свадьбе все же ударяет меня похлеще пощечины.

— Язвить старшей будешь? Когда я говорю ты молчишь! — хлесткий удар по щеке обрывает ее речь, оставляя в моей голове эхо звонкого шлепка, сквозь которое я слышу собственный глухой стон. Порывисто втягиваю в себя воздух через нос, дрожь пробирает каждую мышцу в теле, но я прикусываю язык, чтобы не нанести им себе еще больший вред. — Тебе уже помогли бежать ценной жизни! Неблагодарная сука! Зачем вернулась? Денег захотелось? Так я пристрою тебя куда следует!

Женщина дергается в мою сторону, но я судорожно отползаю назад.

— Прошу выслушайте! — срывается на крик мой дрожащий голос.

— Не смей раскрывать свой грязный рот! — разъяренная женщина внезапно переходит на чужой язык, обращаясь к амбалу стоящему в дверном проеме.

А когда мужчина начинает двигаться в мою сторону, желудок скручивает до потемнения в глазах. Я совершенно не понимаю происходящего, но мне и не позволяют этого сделать.

Ловким движением мужские руки буквально выдергивают меня из трусов, причиняя боль, а затем рывком избавляются также и от майки. На мои жалкие попытки сопротивления он даже не обращает внимания. Бесчувственная глыба мышц, выполняющая приказ своей хозяйки. И, оставшись перед ними голой, я опускаюсь на колени в попытке хоть как-то прикрыть наготу. А в голове бьется единственный вопрос: За что?

— З-зачем… — задыхаюсь от унижения, — вы это делаете…

Женщина смеривает меня презрительным взглядом, явно получая удовольствие от всей сложившейся ситуации.

— Ибрагим, отвези эту грязь, куда ей место.

Глава 20. Излагай

Близится тяжелый рассвет, только темнота не желает уступать место восходящему солнцу, все еще держа небо в плену мрачных туч.

Подстать моему состоянию после бессонной ночи.

Сука. Красивая голубоглазая, сука. Она отравляет хуже никотина.

Выпускаю густое облако дыма и тушу сигарету о собственную ладонь, сжав в кулак, перед тем как бросить ее в переполненную окурками пепельницу.

За последние дни единственная моя пища — табак и алкоголь.

И мысли о ней. Бесконечные и безжалостные. Они выжигают меня изнутри. Заставляют сгорать заживо. И прогнать их я не в силах.

Глубоко вздохнув, принимаюсь устало разминать шею.

Я нашел птичку. И теперь единственное мое желание: обладать ей.

Я как маньяк хочу, чтобы все ее стоны принадлежали мне. Так же как и ее душа и тело. Ее сердце и мысли.

Я желаю ее всю без остатка. Со всеми страхами и болью.

Но каждый раз, когда я в наказание ставлю эту женщину на колени — собственноручно дарую ей власть над собой. А этого я не допущу.

Больше не допущу.

Я практически на грани безрассудства.

Эти два года не прошли бесследно. Многое изменилось. Как и я сам.

Но сейчас больше всего на свете я ненавижу не Тату, а себя. Потому что так и не смог испытать к ней отвращение и брезгливость, взглянув в ее бесчувственные топазы.

Зато она смогла.

Но тем хуже для нее.

Моя обугленная душа, искореженная рубцами прошлых ошибок больше не способна на сострадание. Ибо это и стало моим промахом.

Медленно подхожу к окну, наблюдая, как проливной дождь смывает следы прожитого дня.

Но не все следы можно стереть. Особенно невозможно те, что оставлены кровью.

Тата была именно той, чей след я не смог стереть. Не смог забыть.

След, впоследствии ставший моим самым уродливым шрамом.

Сделав глоток терпкого алкоголя, я пытаюсь оттолкнуть натиск прошлого и сосредоточиться на сегодняшнем дне.