Нарушая тишину (СИ) - Рябинина Юлия Валериевна
— Майя, будь хорошей девочкой. Не сопротивляйся, — его горячее дыхание обжигает мою шею, ключицы. — Я буду с тобой нежен.
Слова мужчины так же холодны, как и его глаза, однако сейчас я не чувствую холода. Только… страх, леденящий не только душу, но и тело.
Он слишком много забрал сил и энергии. Истощил меня. Но я знаю, что нужно бороться. Ведь мне вряд ли кто-то сможет помочь. Лучше испытать физическую боль, она пройдет, а вот душевная…
Перед глазами вспыхивает и тут же исчезает картинка из прошлого. Пустые глаза Даши. Они отражали ее душу. Ее боль. И я не хотела повторить ее опыт.
— Нет! — дергаюсь в руках мужчины и, собирая последние силы, пихаю коленом его в бедро.
Босс немного ослабевает хватку. Зло рычит, но мне хватает этой маленькой заминки, чтобы со всей злобой вцепиться зубами ему в запястье.
— Ах ты сучка! — взрывается Степан Геннадьевич и пальцами свободной руки сжимает мою челюсть до хруста. — Не доводи до греха, Майя! Не доводи, — рычит и дальше вдавливает пальцы.
От боли из глаз брызжут слезы. И я разжимаю зубы. Тут же получаю пощечину.
Хватаюсь за пылающую щеку ладонями. Но желаемого эффекта я добиваюсь. Степан Геннадьевич отступает.
— Дура, что ты творишь? — цедит сквозь зубы.
Я украдкой бросаю на него взгляд: он внимательно разглядывает место укуса. Я тут же соскальзываю со стола. Поправляю одежду и пулей кидаюсь к двери.
— Беги, беги! Далеко не получится, — как удар под дых, слышу его слова в спину.
Я открываю замок и выскакиваю в приемную. Нина неуклюже отпрыгивает в сторону. Я захлопываю дверь за спиной. Приваливаюсь к ней. Шумно дышу.
— Ну ты и сучка! — сверкает глазами Нина и с неприязнью смотрит на меня. — Мало тебя Максима, еще и на Степана глаз положила?
— Сумасшедшая глупая баба! — рявкаю на нее и, оттолкнувшись, выхожу в коридор.
Делаю несколько глубоких вдохов-выдохов. Оцениваю целостность одежды и направляюсь к лифту. Нужно спуститься в отдел кадров, чтобы забрать документы и написать заявление. Больше я в этом месте не задержусь ни на секунду.
Глава 20
Когда двери лифта открываются на нужном мне этаже, то я в замешательстве даже не могу сделать шаг из кабинки.
— Даша?! — удивленно выдыхаю, пялясь на сестру.
— Смотри, глаза не вырони из орбит, — хмыкает сестра и заходит внутрь. — Тебе куда?
Ее палец замирает над панелью, а я, сглатывая комок в горле, отвечаю:
— Я здесь выйду, Даш.
Покидаю кабинку, а сестра, пожимая плечами, нажимает кнопку на панели, чтобы закрыть двери.
— Дома поговорим! — говорю ей вдогонку, но она вряд ли услышала.
В отделе кадров все тихо, спокойно; даже кажется, что сплетни сюда не дошли. Но так мне только кажется.
Как только оказываюсь в просторном помещении, где сидят кадровики, на меня сразу же все пять человек устремляют осуждающие взгляды.
— Здравствуйте, Алла Петровна, — я, не останавливаясь, подхожу к старшей.
— Садись, — кивает женщина на стул. — Вот наворотила ты делов, деточка. Совсем не ожидал от тебя никто такого.
Я в недоумении смотрю на нее. Что с ней не так? Это вообще не ее дело.
— Вы о чем? — непонимающе смотрю на Аллу Петровну.
— А то сама не знаешь? Вот. Степан Геннадьевич сказал, чтобы через пять минут ноги твоей не было в его офисе, — она кладет передо мной все документы и кивает на дверь. — Давай топай. Не буди лихо, пока оно тихо, — торопливо говорит женщина.
Я вскакиваю с места.
— Что вы себе позволяете, Алла Петровна?! Я…
— Я сказала, топай отсюда, пока охрану не вызвала! — перебивая, рявкает на меня женщина.
Я, ошарашенная таким обращением, хватаю документы и, горя негодованием, вылетаю в коридор. Ярость затуманивает ум и стирает рамки благоразумия. Я возвращаюсь к лифту, нервно жму на кнопку вызова. Сейчас вернусь к Степану Геннадьевичу и выскажу все, что о нем думаю.
Но боковое зрение цепляется за что-то знакомое. Я поворачиваю голову, и меня сковывает оцепенение. Что. Это. Такое?!
На меня с огромного билборда, который растянут на крыше соседнего дома, смотрит моя фотография.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Не может этого быть!
Глаза мгновенно наполняются соленой влагой, и я быстро-быстро смаргиваю ее, надеясь на то, что это видение пройдет. Что меня заглючило… Но нет. Сколько бы я ни моргала, фото не меняется.
Я все равно вижу себя: с распущенными волосами, с ярким макияжем на лице. В руках странная табличка с какими-то цифрами, закрывающая мою грудь, живот и бедра, при этом красноречиво выставляя напоказ голые ноги и руки.
Меня бросает в жар. Но как, когда? У меня в жизни таких фотографий не было! Может, это фотошоп? Кто-то хочет меня опозорить? Но кто?
— Ух ты, вот это тело, — раздается за моей спиной надменный голос Максима.
Меня словно разрядом в двести двадцать простреливает.
Я резко поворачиваюсь.
— Ты?! — выдыхаю и впиваюсь взглядом в красивое лицо парня. — Ты! Это все ты?!
— Только вот не надо делать вид, что ты ничего не понимаешь. Двуличная сучка! Я так и думал, что ты все подстроила. А сама… — он морщится брезгливо. — Если бы вчера не увидел сам, никогда бы не поверил, что ты приторговываешь своим телом.
Я задыхаюсь от его слов.
— Что?! Ты бредишь, Макс! — цежу сквозь зубы.
— Ты заигралась, Майя, — склонившись к моему уху, шипит. — Мне противна каждая минута, проведенная с тобой. Забудь то, что было между нами. И больше никогда не вспоминай обо мне.
Пока я осознаю все сказанное, Максим отстраняется, фыркает, глядя на меня свысока, и, развернувшись, уходит, даже не выслушав меня.
Я, еле сдерживая рыдания, захожу в лифт и нажимаю кнопку нижнего этажа. Значит, я была права. Это все сделал Максим. Но за что? Зачем? И вообще, о каком «вчера» он говорил? Какое тело? И где я его продавала? Столько вопросов, но главное — задать их некому. Максим мне вряд ли на них ответит.
Выхожу из здания под насмешливые, а то и презрительные взгляды тех, кто там работает. Они так смотрят на меня, как будто знают больше, чем я. И это меня невероятно раздражает.
Теперь внизу стою напротив билборда и могу рассмотреть его внимательнее. Несомненно, на фото я. Мои волосы, мой цвет глаз. Да даже маленькая родинка видна над бровью.
Но вот парадокс. Я никогда такой макияж не делала. Да и обнаженной не фотографировалась. У меня даже в купальнике фото очень скромные. Я не люблю позерства. А на этом фото под небольшой табличкой на мне явно ничего не было надето.
Только сейчас обращаю внимание, что в углу на табличке написаны мое имя и лот. Черт! Что все это значит? Я не понимаю! Что за глупый развод?
Неожиданно чувствую на себе пристальный тяжелый взгляд. Он пронизывает меня до костей. Смотрю с недоумением по сторонам. Не понимаю, откуда он взялся. Но когда поднимаю голову, по спине бегут мурашки. Я вижу, как Степан Геннадьевич стоит у окна и не спускает с меня глаз.
Я чувствую себя песчинкой на дороге, но мне не спрятаться. В голове одна мысль: «Надо бежать отсюда». И тут я понимаю, что бежать некуда. Он меня везде найдет.
Глава 21
Две недели спустя
Уже третий день меня тошнит утром, днем и вечером.
— Эй, выходи уже оттуда! — сестра стучится в туалет, прерывая мой уже ставший стабильным ритуал. — Я говорю тебе, сходи к врачу. Это сто процентов кишечка.
Я тяжело поднимаюсь с колен и, щелкнув задвижкой, выхожу в коридор, шаркая подошвой тапочек об пол.
— Мне кажется, это все последствия моего падения, — мямлю еле слышно.
— Ну, один фиг… иди к врачу. Весь толчок пропах кислятиной. Терпеть нету сил! — Дашка хлопает дверью, а я плетусь, еле поднимая ноги, на кухню.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Боже, мне кажется, я умру.
Трогаю лоб ладонью. Он совсем ледяной.
Кидаю в кружку пакетик мятного чая, заливаю кипятком. В голове нет места никаким мыслям, там сейчас пульсирует только одна: я неизлечимо больна.