Влюбиться без памяти (СИ) - Бессмертная Майя

Кажется, в больничном учреждении меня уже все принимают за свою — вот улыбчивая гардеробщица подаёт номерок, забирая мою верхнюю одежду, и приветливо машет рукой. Вот — уборщица озабоченно наклоняет голову, спрашивая, не нашла ли полиция грабителей, напавших на моего жениха, а вот — Торопов.

Чёрт, только его мне и не хватало!

— Доброе утро, Евгения Васильевна.

— Доброе.

— Не хотите кофейку?

В руках мужчины, как всегда — стакан с бодрящим ароматным напитком, и он явно придумал очередную колкость для меня. Но, не в этот раз. Я должна выстрелить сегодня первой.

— Нет-нет, спасибо. Видите ли, Григорий Егорович, вы предупреждали меня, что кофе спасает от старческого слабоумия, но мне до старости ещё очень далеко. А вот вам этот напиток, без сомнения, пригодится.

Не дожидаясь, пока капитан придёт в себя от моей язвительной шутки, разворачиваюсь на каблуках, и громко топая по намытому линолеуму, проношусь в палату к Кожевникову, расплываясь в довольной улыбке.

Так ему и надо!

Ох, как жаль, что мне не удалось увидеть лицо этого напыщенного хама! Хватит уже издеваться надо мной! Интересно, а сколько ему и вправду, лет? Он выглядит старше меня и старше Антона. Или это нервная работа его так подкосила?

Диана Леонидовна стоит у окна, заложив руки за спину, и смотрит куда-то вдаль грустным потухшим взглядом. В моей груди отчаянно щемит сердце, при взгляде на эту женщину. Как ей, наверное, тяжело видеть сына в таком беспомощном состоянии.

— Женечка, пришла?

Оглядываю пустую кровать, и поднимаю брови вверх:

— А где Антон?

— На укол пошёл, сейчас вернётся. Ты знаешь, сдвиги уже есть. Вчера вечером заезжал его партнёр по бизнесу, привёз кое-какие бумаги, показал Тоше. И ты знаешь, он сразу же вспомнил эту сделку! Просто удивительно! На днях он привезёт остальные документы, посмотрим, как это поможет Тошеньке.

На моей душе резко теплеет, и я расплываюсь в мягкой улыбке. Конечно, новости замечательные, но не для той, кто хочет, чтобы Кожевников подольше оставался без памяти.

Вот я эгоистка. Блин, так нельзя.

— А теперь у меня новая идея. Я решила подключить журналистов.

— К чему?

— К этому событию. Ну, знаешь, дорогая, я не верю, что преступников, напавших на Антошу, найдут. Этот полицейский крутится постоянно рядом и ничего не делает. А память моему мальчику нужно возвращать, может, он тогда вспомнит этих бандитов. Вот я и подумала…

Обращаюсь вслух, до последнего надеясь, что моя несостоявшаяся свекровь меня разыгрывает, но тут в палату засовывается рыжеволосая мордашка известной телеведущей, и я горестно понимаю, что это не розыгрыш.

— Мы приехали. Можно начинать?

— Ой, нет, подождите. У меня губы не накрашены, а сын на процедурах. Погодите за дверью.

— Мы пока просто свет настроим, не будем снимать, не волнуйтесь.

Мордашка пропадает, и тут же дверь настежь распахивается, и в палату вваливается несколько человек. Я испуганно вжимаюсь в стену, рассматривая, как телевизионщики расставляют свет, протягивают какие-то провода, и вешают Диане Леонидовне на блузку микрофон.

Боже, зачем она это придумала?

Через пару минут в палату заходит Кожевников и тоже с изумлением смотрит на приготовления. Видит меня и делает приветственный жест. Но я понимаю, что он просто рад меня видеть. Как друга, не более. Будь на моём месте блондинка он бы, скорее всего, тут же подлетел к ней с поцелуями.

Опускаю голову, закусывая губу. Неужели он ничего ко мне не чувствует? Совсем?

— Итак, все готовы? Снимаем небольшой репортаж, на три с половиной минуты. Только самое главное, расставляем акценты и пишем. Вперёд!

Рыжеволосая телеведущая, которую я каждый день наблюдаю на экране телевизора в программе «Новости», начинает бойко трещать, тряся завитыми, как пружинки, кудрями:

— Мы ведём репортаж из простой больницы, куда с травмами головы пару дней назад привезли известного бизнесмена, руководителя кондитерской, известного мачо и завидного холостяка — Антона Михайловича Кожевникова.

Камера отъезжает назад, захватывая меня, стоящую у окна и Антона, сидящего на кровати в больничной пижаме. Я испуганно отворачиваюсь, отчаянно надеясь, что не попала в кадр, и меня не узнают знакомые. А то ехидных вопросов не избежать, а мне очень не хочется, чтобы кто-то знал о моей афёре.

— Антон Михайлович, пару слов, как вы себя чувствуете?

— Всё нормально, я скоро приду в норму.

— Чудесно! Рядом с бизнесменом его мать — Диана Леонидовна. Скажите, пожалуйста, вы, наверное, не отходите от сына сутки, напролёт?

Женщина картинно закатывает глаза, и, изображая вселенскую скорбь, кивает, потрясая массивными золотыми серьгами, позвякивающих в мочках ушей.

— Да, но я же мать, я буду неусыпно следить за состоянием здоровья моего мальчика.

— Спасибо. Пожелаем Антону Михайловичу скорейшего выздоровления и будем надеяться, что полиции удастся что-либо выяснить. Кто стал свидетелем нападения, просьба позвонить в нашу редакцию или набрать «02». Всего хорошего. С вами была служба новостей.

Выдыхаю. Слава Богу, что меня не стали привлекать к репортажу. Авось, никто не увидит меня на экране телевизора. Ведущая громко хлопает в ладоши, прося сворачивать провода, и обнадёживающе говорит:

— Выпуск выйдет в шестичасовых новостях. Авось, свидетели и откликнутся. Будем надеяться, до свидания.

Диана Леонидовна, продолжая сетовать на бездействие российской полиции, провожает телевизионщиков за дверь, достав из кармана несколько купюр. Интересно, во сколько обошёлся мадам Кожевниковой этот небольшой пиар-ход? Я уверена, что это — не только повод расширить круг свидетелей, но и продуманная пиар-акция. Ну ладно, по крайней мере, она оставила нас с Антоном наедине.

— Привет.

Карие глаза мужчины с некоторым беспокойством скользят по моему телу, ощупывая точёную фигурку, и я заливаюсь краской, предполагая, о чём он думает.

Ну, конечно, небось, не может вспомнить ни моего тела, ни моментов близости, постоянно напрягая свою бедную память. Это ли не жестокость с моей стороны? Но, зарыв совесть поглубже, я причмокиваю губами, отчаянно надеясь, что Антону захочется, наконец, их попробовать.

— Привет, как ты?

— Теперь лучше. Ведь ты пришла.

— Ну, как же я могла не придти? Я вот тебе соку привезла, апельсинового. Слышала по телевизору, что он улучшает память. А благодаря высокому содержанию магния он так же полезен при черепно-мозговых травмах.

Я ставлю на тумбочку возле кровати больного ярко-красный пакет с пачкой сока внутри и нежно смотрю в красивые глаза Антона Михайловича. В ожидании хоть какой-то благодарности за проявленную заботу, я неловко переминаюсь с ноги на ногу, понимая, что лучшей благодарностью для меня будет его поцелуй.

Поцелуй этого шикарного красавца-мужчины.

Бизнесмен подходит почти вплотную, и аккуратно снимает очки с моего носа, откладывая их на подоконник. Моё сердце тут же сладко замирает в ожидании волшебного мгновения, и я близоруко щурюсь, чтобы не пропустить ничего из того, что будет происходить далее.

— Спасибо. Правда, у меня сильная аллергия на цитрусовые, в особенности — на апельсины. Ты забыла?

Меня словно обдало жаром, а волосы вмиг прилипли к черепу. Чёрт, как я могла так опростоволоситься? Надо было сначала аккуратно поинтересоваться у Дианы Леонидовны, что следует принести Антону, а потом тащиться в магазин. Хорошо ещё, что я не притащила свежих мандаринов, которые лежали в магазине по акции и буквально манили меня.

Но, к счастью, мужчина не стал ждать от меня какого-либо ответа, аккуратно взяв меня за руку.

— Может, тебе стоит носить линзы?

— Спасибо за заботу, но мне так удобно.

Кожевников мягко обнимает меня за талию, привлекая к себе, и нежно проводит рукой по отглаженному воротничку блузки. У меня внутри всё сладко замирает, а внизу живота сжимается какой-то горячий комок, посылающий импульсы к каждой клеточке моего тела.