Его маленькая слабость (СИ) - Ким Саша

Но она поддаётся. Отвечает зверю на поцелуй. Влажный язычок нерешительно касается моего языка. И такой кайф от этого ее скромного отклика ощущаю. Будто прощение ее получил. Позволение целовать.

Подтягиваю невеличку теснее к себе. Зарываюсь пальцами в червонное золото ее волос. Двигаюсь инстинктивно, подаваясь бёдрами ей навстречу. Словно какая-то дикая прелюдия к чему-то большему.

Осознаю, что снова перехожу границы. Нельзя так с ней. Нежно надо. Да только остановиться не в силах.

Выдергиваю плед, застрявший между нами, и отбрасываю в сторону. Прохладные пальчики касаются моей шеи, и я уже рычу от сдерживаемого желания снова обладать ею.

«Не надо так!» — вопит внутренний голос.

Но я его не слушаю, продолжаю шарить голодными руками по хрупкому телу. Вздергиваю платьице, которое ещё утром сам надел на свою невеличку. Скольжу рукой вниз по спине и холодею.

Шелковистую кожу рассекает грубая полоса.

Перед внутренним взором тут же предстаёт платье мини, сплошь в засохших кровавых пятнах. Шрам.

Достаточно яркое напоминание о моей несдержанности, вынуждающееся меня наконец отпрянуть от сладких губ.

Анечка глотает воздух, в растерянности хлопая глазами. А я морщусь от боли, представляя, сколько ей пришлось пережить.

— Надо остановиться, — начинаю я, пытаясь взять себя в руки.

Аня торопливо слезает с моих коленей, стыдливо пряча лицо. Прикрыв глаза, потираю лоб в попытке подобрать слова, чтобы объясниться. Снова ведь обидится.

Как вдруг слышу торопливые шаги рядом. Распахиваю глаза и только успеваю вскочить с дивана, когда Аня уже летит в бассейн.

— Твою мать!

В пару шагов достигнув цели, прыгаю в воду, даже забыв набрать в лёгкие воздуха.

Ну, идиот же! От неё вообще глаз отводить нельзя!

Подхватываю трепыхающееся в воде тело и тяну на поверхность. Тут-то зрячий не всегда сориентируется. А она вообще наверно как в вакуум попала.

Аня кашляет, пытаясь выплюнуть воду, попавшую в горло. А я подгребаю к бортику. Опираюсь на него рукой, желая отдышаться, и припираю девушку к стенке.

— Глупенькая, ну куда же ты опять бежишь? — выдавливаю, убирая с ее лица мокрые прядки. — Это ведь каждый раз заканчивается плохо.

— Да вы же опять сейчас гадость какую скажете! — выпаливает она неожиданно яростно, видимо взбодрившись незапланированной холодной ванной.

И этот ее выпад как глоток свежего воздуха.

Так лучше. Злись на меня. Только не молчи. Не беги.

— Не скажу. Сегодня. А если завтра по трезвой опять что-то ляпну, то ты меня огрей чем-нибудь тяжёлым.

Аня затихает на время, словно обрабатывая сказанное мной. Наконец приподнимает лицо мне навстречу:

— Значит в этом дело? — прерывисто дыша спрашивает она. — Поэтому вы снова так странно себя ведёте?

— Я даже сам не знаю, что для меня страннее. То, как я веду себя сейчас или то, какой я все остальное время. Но сейчас я чувствую себя определенно лучше, чем обычно.

Девочка как-то разочарованно кивает своим мыслям.

— Вслух свои выводы делай, — требую я.

Она мнётся. Закусывает побледневшую от холода губку и хмурится.

— Это многое объясняет. Люди ведь нередко ведут себя под градусом несвойственно.

— И?

— И ничего! — ворчит она. — Я уже успела подумать, что вы оборотень!

Смеюсь от облегчения:

— Можно и так сказать.

Обнимаю стройную талию, и приподнимаю девушку над водой, усаживая ее на бортик. Уже зубами стучит. А губы того и гляди посинеют.

Подтягиваюсь на руках, выбираясь из бассейна:

— Посиди секунду спокойно, чтобы опять куда не вляпалась, — усмехаюсь я, направляясь к дивану.

Беру плед и возвращаюсь к трясущейся от холода девушке. Заворачиваю ее в тонкую ткань и, подняв ее на руки, спешу к дому.

Хоть бы не разболелась.

Толкаю ногой дверь, и направляюсь прямиком к своей комнате. Трижды чертово дежавю. Снова вхожу в ванную и, опустив девушку на мраморный пол, включаю горячую воду.

Аня взвизгивает от неожиданности, и пытается увернуться от струй, что на охлажденной коже ощущаются едва ли не кипятком.

— Согреться надо, — наставительно говорю я, подпихивая ее обратно под воду. — Сейчас привыкнешь.

Стягиваю с себя мокрый костюм, кидаю на пол. Потом разберусь.

Вот же идиот! Не надо было так отталкивать. После дневной выходки она себе невесть что надумала.

Поднимаю взгляд на Аню. Так и стоит в своём платьице под душем. Не двигается.

— Раздеваться не собираешься? — резковато получилось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Злюсь-то на себя, она не при чем.

— Я у-уже согрелась, — выдавливает, выдавая дрожь в голосе.

Ну что опять?

— Зачем врешь?

Вздыхает рвано, явно собираясь с силами:

— Вам бы тоже… погреться. Заболеете ведь, — она опускает невидящий взгляд в пол.

А я рот открываю от неожиданности.

Опять она меня с толку сбивает. Я же весь вечер больше ни о чем думать не мог, как о ее словах…

Хмурюсь. Есть ей дело до зверя. Почему?

Смотрю, как она мнётся неуверенно. Обнимает себя руками, явно ещё не отогревшись.

— Простите, — выдавливает. — Я ничего такого не имела в виду… Снова разозлила вас, да?

Считает, что я должен злиться?

В первое мгновение удивляюсь. Но затем вспоминаю, как отреагировал на ее заботу сегодня днём, и морщусь от отвращения к самому себе.

И как ей понять, что я чувствую, если она не видит меня. А я и слова сейчас вымолвить не могу.

Подхожу ближе. Осторожно подхватываю ее запястья.

— Ой, что… — пытается отскочить, но я не позволяю.

— Сама посмотри, — прошу тихо и кладу ее руки на свою обнаженную грудь. — Злюсь я или нет?

Прохладные пальчики подрагивают на моей коже. На наши головы льётся горячий тропический ливень, но ее прикосновения согревают меня быстрее. Ноготки, едва касаясь, оцарапывают кожу. Скользят к плечам, вместо того, чтобы поспешить оценить мой настрой.

Похоже, она тоже слегка увлеклась. Совсем ведь не тем занимается. Я это ещё днём заметил…

Пальцы правой руки сосредотачиваются в одной точке.

— Что это? — спрашивает озадачено.

— Шрам.

— Откуда?

— А ты мне о своём расскажешь?

Отскакивает, как ошпаренная, упираясь лопатками в стену:

— Простите!

— Да прекрати ты уже извиняться, — выдыхаю я устало.

Ловлю ее руку и возвращаю девушку обратно под тёплые струи.

— Это ведь после той аварии? — не унимаюсь я. — Просто ответь. Я отстану и расскажу тебе все, что захочешь. У меня, между прочим, много шрамов.

— Вы уже видели? — сжалась вся.

— Не видел. Нащупал. Потому и остановился на улице.

Морщится словно от боли:

— Теперь ясно. Он ужасен.

— Нет! — рявкаю я. — Ужасно, что он у тебя! Не для того это тело… — осекаюсь, потому что девочка снова пятиться от меня пытается.

Не выпускаю ее запястье. Шагаю к ней.

— Подожди, Анют. Я опять все не так говорю… Хотел сказать, что не создан такой нежный ангел для боли. Это для таких как я. А ты… — пробегаюсь пальцами по тонкой шее, — ты для любви.

Вижу, как у неё рот открывается от удивления, и понимаю, что опять переборщил. Плохая идея — слушать продавцов из круглосуточных магазинов. У них от недосыпа мозги набекрень. «Девочки любят любовь» — тоже мне спец.

Потираю глаза, смахивая с бровей воду:

— Я хотел сказать, подлатаем тебя — будешь, как новенькая. Парня себе найдёшь нормального. И чтобы больше не смела калечиться. Поняла?

Захлопывает рот и кивает, опустив голову. Сам сказал и самого себя выбесил! Какого ещё парня, вашу мать?!

— Да, это после аварии, — коротко отвечает она.

А мне больше и ничего не надо знать. Не стану больше допытываться. И так все ясно.

— Твоя очередь, — предлагаю я. — Спрашивай, какой из моих шрамов тебя интересует?

— Все, — неопределенно отвечает она.

— Опять боишься меня?