Крутая Бамбина (СИ) - Смирновская Маргарита
— Уже уехал? — вяло спросила я, переводя тему.
— Он не любит опаздывать. Тебя велел свозить к врачам, затем на тренировку. А потом мы абсолютно свободны.
— В смысле?
— В смысле, нам надо расследование проводить. Забыла уже? Таблетки, что ль, на твою память так подействовали?
— Как ты себе это представляешь?
— Мы поедем к Таис. Вдова Высоковская таких мне историй про нее понарассказала. Вот ты и выяснишь: где правда, а где ложь.
— Почему я, а не ты? Это ж тебе вдова истории рассказывала.
Тут Гущин закрыл ноут и серьезно на меня посмотрел:
— Ты ревнуешь?
Нет, он не может быть серьезным!
— К кому?
Гущин встал и нажал на кнопку кофе-машины. Она загудела, и Сережа ответил:
— Ну, я же уехал провожать молодую, горячую, но безутешную вдовушку. Домой вернулся только утром… Ты всю ночь с ума сходила…
Я нервно засмеялась, и в этот момент чашка наполнилась ароматным кофе. Взгляд мой упал на одинокую турку, стоящую на плите. Высоковский всегда варит с утра мне кофе, а сегодня не сварил…
— Ты думаешь, нам, журналистам, легко информация достается? На что только не пойдешь. А эта Леночка… И как Михаил от нее раньше сбегал? Просто бестия!
— Что Леночка? — опомнилась я.
— Да ты меня не слушала! — Гущин поставил передо мной тарелку с кашей, в которой нежно таял свежий кусочек сливочного масла. — Знаешь, а я тебе больше ничего не скажу!
— Нет, что там Леночка? Почему сбегать от нее надо? — я косо посмотрела на кашу и, увидев перед собой готовый кофе, выбрала его. — Рассказывай!
— Догадайся сама с трех раз.
— Гущин, говори давай, не тяни резину! Мы договаривались ничего от друг друга не утаивать.
— Знаешь, любимая, я не виноват, что ты сейчас по жрачке хозяина скучаешь. Что, думаешь, я не вижу, как ты на плиту его вылупилась и слюни пускаешь?! Голова твоя только о желудке думает и слушать не хочет, о чем я тебе говорю.
Я покраснела и, подвинув к себе ненавистную кашу, буркнула:
— Ничего я на плиту не смотрела. Я задумалась! Что, я теперь и подумать не могу?
Ужасная каша! Даже не сладкая. Только пахнет вкусно.
— Кашу готовил он, — быстро сказал Гущин. — Без любви, — добавил он и подставил мне варенье. — Шутка, это я готовил и с большой любовью к тебе, дорогая моя!
— Так ты мне скажешь, чем там Лена вас пугает?
— Ну, не пугает… Ты сама прослушала все, так что, моя совесть чиста. Ревнуй, любимая! Здоровая ревность полезна в отношениях.
— Гущин!
— В общем, Лена всю ночь ныла, что злобный финдир задолжал ее любезному ныне покойному мужу кучу бабла и отдавать не хочет. А она, несчастная одинокая мать, на мели сидит и скоро будет вынуждена побираться. Если это так, то у финансового действительно была причина грохнуть товарища.
— Мне в это не верится, — сказала я и запила жуткую кашу кофе. Даже смородиновое варенье ее не спасло.
— Мне тоже информация показалась фейковой. Но нужны доказательства. Таис на многое может пролить свет. Так что, мы сегодня к ней поедем и поболтаем.
— Ага, так она и рассыпалась перед нами в откровениях!
— Вик, кушать захочешь, не так Тасю разболтаешь. Я тебя на обед не повезу, если ты ее откровенничать не заставишь.
— Я?!
— Ну, не я же! Я — шофер, твой слуга… С чего ей плакать в мою жилетку?
— Лена же всю ночь ревела, и ничего, понравилось!
— Так эта одержимая! Ты не сравнивай…
Глава 5.2
В общем, этой ни к чему не приводящей перепалкой закончился наш «романтичный» завтрак. Мы так увлеклись, кому из нас разговаривать с Таис, что забыли о времени. И когда опомнились, Гущин взял на себя роль моего начальника и заорал:
— Любимая, меня твой генеральный на пушечный выстрел к тебе больше не подпустит, если мы хоть на минуту опоздаем к врачу! Давай, шевели ластами. Хочешь, я сам тебя одену? Так быстрее будет.
Я стояла и растерянно смотрела на пустую вешалку, где накануне оставила новую куртенку, подаренную мне Гущиным. Неужели я такая дура и разделась вчера в спальне? Нет, клянусь, я вчера ее здесь оставила! Я хотела было отправиться в комнату, но меня остановил Гущин:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Что с тобой? Нам ехать пора! Вика, живей!
— Я куртку потеряла, — не веря своим глазам, пролепетала я и бросилась в спальню, услышав за спиной голос Сергея:
— Говорю, у тебя ранний склероз!
В своей комнате я ее тоже не смогла найти. Сколько бы я ни передвигала вешалки, ее не было нигде! Я стояла в оцепенении, пытаясь понять, куда делась куртка, и в этот момент в комнату ввалился Сережа.
— Вик, хе! — Гущин, смеясь, подошел ко мне с полушубком в руках. — Похоже, нашему начальству мой подарок пришелся не по вкусу. Гляди, что он тебе оставил.
Я онемела, разглядывая эту красоту. Белая, легкая, нежная шубейка с черными крапинками…
— Настоящая… — прошептала я.
— Ага, если не ошибаюсь, рысь. Теперь у тебя внешний вид будет соответствовать внутреннему.
Я стояла и, как завороженная, гладила рукав шубы. Меня привел в себя голос Гущина:
— Вика, одевайся! Ты хочешь, чтобы меня твой бисексуал выгнал? Он тебе найдет другую няньку, вот увидишь!
Я рассмеялась.
Гущин меня уже насильно нарядил в дорогой подарок Высоковского, потому что я отказывалась его принимать. Только уговоры Сергея заставили меня сдаться:
— Для всех ты — его невеста, а потому обязана выглядеть соответственно статусу жениха, — убеждал он, выдворяя меня на улицу. Там нас ждал еще один сюрприз.
Только мы вышли на крыльцо, как на нас набросилась толпа. Я не сразу сообразила, что это репортеры с журналистами. Как они прорвались на наш участок за закрытый забор — оставалось только догадываться. Ведь даже для того, чтобы попасть в поселок, требовался пропуск! Но, видимо, журналистам все по плечу. Гущин же как-то оказался здесь с первого дня. Увидев своих, он совершенно не растерялся и, словно звезду, загородил меня собой и стал усаживать в свою машину.
— Вы кем ей приходитесь?
— Как часто вы встречаетесь?
— Правда, что вы живете шведской семьей?
Раздавались голоса из толпы. Услышав такое про себя, у меня сердце вырывалось наружу. Так и хотелось закричать на них: «По какому праву вы лезете в частную жизнь?!». Гущин, по-видимому, тоже не мог стерпеть «шведской семьи» и остановил журналистов со словами:
— Э! Э! Я всего лишь шофер! Простой шофер. На этом интервью окончено.
Сергей сел за руль. Ворота автоматически открылись, и мы медленно выехали на дорогу.
— Черт! Кто их сюда пропустил? Пристали, как к голливудской актрисе! Тоже мне, нашлась знаменитость одноглазая! — усмехнулся он, взглянув на меня, и мы вместе рассмеялись.
Я смеялась, скорее всего, из-за нервов. Уж никак не ожидала к своей персоне такого пристального внимания.
— Возьми, — Гущин вытащил знакомый до боли травматик из бардачка.
— Это мой! — схватилась я за пистолет.
В какой-то степени мне было грустно и боязно. Я уже боялась стрелять. Эти парни в гаражах, в которых я стреляла, как одуревшая… Они до сих пор стояли у меня перед глазами.
— Откуда он у тебя? — спросила я Сергея.
— Секрет фирмы! — засмеялся он. — Енисеев отдал. Я же не один веду расследование. Он знает, что ты мне помогаешь. Вот и дал тебе травматик на время. А может, навсегда. Как вести себя будешь. Так что, не я один жду от тебя помощи. Жека тоже ожидает информации от Таис.
— А он, конечно, ее не допрашивал! Все это время ждал, когда же Рязанцева к ней подъедет и побеседует по душам! Гущин, хватит врать!
— А я не вру! Мне нужна информация. Правда.
Я пристегнула травматик к ремню и спросила:
— И что я скажу бывшей секретарше, которая меня, наверняка, не помнит?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Что ты, страсть, как любишь своего начальника и дрожишь до потери сознания, беспокоясь за его жизнь, — тут Гущин обернулся ко мне: — Правду, Вика, правду.
— Я вовсе не дрожу за его жизнь! — толкнула я Сережу, и наша машина вильнула в сторону.