Невинная для киллера (СИ) - Мишина Анна
— Что? — поднялся со стула, не в силах усидеть на месте.
— Она совершеннолетняя, дееспособная. Жениться бы тебе на ней. И проблем с теткой не будет, — выдает и смотрит на меня.
— Жениться?
— Потому что если сейчас начнем разбираться с лечением, то понадобиться и опекун. А тут ты, муж. И все решаете сами. Понимаешь? Это как средство, а не цель. А там если уж сами захотите то…
Я осел на стул, взявшись руками за голову.
Жениться?
— Надо им все объяснить, ребятам. Что это выход будет из сложившейся ситуации. Что это не принуждение, — заговорил я, а старик на меня смотрит серьезным взглядом, словно оценивает мою адекватность.
— Ты боишься, — останавливают мои размышления слова старика. — Ты боишься ей предложить, думая, что она откажется.
Я замер, взвешивая и оценивая его слова.
— Нет, — качаю головой, — не боюсь.
— Еще и признаться себе боишься, — усмехается старик. — И я тебя понимаю. Как мужика, понимаю. Такую девочку обидеть, себя не простить. Это ответственно, особенно зная тебя.
— Я с ней поговорю. А теперь давай спать. Мне еще с Яриком нужно потележить, взбунтовался против меня. Думает, сестру его соблазняю или чего еще хуже. А тут еще и предложение о женитьбе для упрощения многих документальных вопросов… Как по твоему он на меня посмотрит? — отвечаю, но Петрович не обращает на это внимание.
— Маловато места. Да не страшно. Ты иди к ним в комнату, на моей постели расположишься. А я тут на диванчике.
— Иди-ка, дед, на свое место, а я тут. Разговор окончен.
Ночь проходит…а точнее проползает, потому что я ни черта не могу уснуть. Мало того что не повернуться без лишнего скрипа и самого кресла и моего тела, так еще и голова гудит от съедающих меня сомнений.
Иногда я все больше думаю о том, что не предназначен я для обычной жизни. Не могу я быть просто жителем города, так что ли. О том, чтобы быть мужем или отцом так вообще нет идей. Да и мысли никогда такие не посещали. А сейчас зацепили слова Павлова.
Представляю, что говорить буду утром. Момент еще не подобрал. Да черт бы все это побрал! Я же не предложение ей собираюсь делать. Это нужно для дела, касающегося ее здоровья. И все. Как только все решится, расторгнем брак.
Брак. Слово-то, какое. Разве хорошее дело назовут браком?
Сложил руки на груди и, устроив поудобнее голову, прикрыл глаза, стараясь заснуть. Но сон не идет. И намучившись, я одеваюсь теплее и выхожу на улицу, скрипнув дверью.
До рассвета еще пара часов, поэтому еще достаточно темно. Решаюсь пройтись, когда в моем кармане начинает трезвонить мобильник. Рабочий.
— Слушаю.
— Есть заказ.
— Я тебе отписался, что временно не работаю.
— Если бы это было несерьезно, беспокоил бы я тебя? — слышится смешок в голосе посредника.
— Мне все равно.
— Бо, прекращай валять дурака. Оплата достойная. Серьезный заказчик, — вещает тот, словно паук, который готовит свои сети.
— Если заказчик важная птица, не менее важен объект. Я сказал, у меня отпуск.
— Ты хочешь, чтобы я напомнил, кто тебя вытащил из того дерьма, в которое ты вляпался по молодости?
Ахиллесова пята, мать твою. Когда же этот маразм закончится?
— Я расплатился сполна за столько лет работы. Тебе не кажется?
Мужчина замолчал, но ненадолго.
— Последний заказ в этом месяца, я тебе гарантирую. После снова свяжусь с тобой. Просто сделай свою работу так, как только ты умеешь, — выговорил уверенно. Мне иногда кажется, что у него заготовлен текст заранее на каждое мое возражение. Все четко и по плану должно быть. Никаких “но”. — Через неделю скину досье, а после обговорим сроки, — и отключается.
Черт. Погулял, мать его.
Глава 23. Яна
Проснулась от скрипа. И почувствовала, как повеяло холодом. Рядом сопел Ярик.
У меня ныло все тело, потому что уснула в позе “зю”. А братец развалился звездой, отвоевав себе приличную часть дивана. Отлично. Теперь я развалина на весь день.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})С постели встать боюсь, потому что куда идти не представляю.
Вскоре проснулся и Игнат Петрович, но выйдя из комнаты, он прикрыл за собой дверь. Я все больше старалась прислушаться к происходящему. Но толком ничего не могла понять. Где Богдан? Его я точно не слышу.
Так и уснула снова, пока меня не стали будить.
— Просыпайся, спящая красавица. Завтрак стынет, — слышу голос Петровича.
Так мы и оказываемся за столом и завтракаем кашей. Сто лет не ела молочную овсяную кашу с ароматом сливочного масла, тающую во рту.
— Это безумно вкусно, — вырывается у меня, и тут же слышу смех мужчин.
— Ешь, дочка, ешь.
А потом Богдан выходит на улицу, что-то нужно подлатать на чердаке. А я помогаю Игнату Петровичу готовить обед. Ярик чистит картошку, бубня что-то недовольное под нос.
— Ярослав, обязательно приезжай ко мне на лето. У меня приличный огород. Будешь помогать, — подтрунивает над парнем мужчина.
— Я не собираюсь к вам в рабы наниматься, — бурчит брат.
От его ответа Петрович закатывается смехом, я тоже с трудом сдерживаюсь.
— Яр, поднимись ко мне, помощь нужна, — сверху приглушенно раздался голос Богдана и Ярик, бросив нож в таз с водой, ринулся на выход.
— Проказник, — усмехается Игнат. — У мальчишки переходный возраст и ваша ситуация давит на него, вот и несет его иногда. Но Богдан мужик правильный, уверен, найдет к нему подход. Да и парню явно нужна мужская рука, да и слово.
— Да, я это понимаю, — киваю в ответ.
— Ты не бойся его, — вдруг понизив голос, говорит мужчина, а я замираю, вслушиваясь в каждое слово. — Он на самом деле простой мужик.
— Не очень любящий разговаривать, я заметила, — усмехаюсь такому разговору.
— Ты знаешь, — мужчина задумался будто, — я не буду говорить, и учить как себя вести рядом с ним. Я не сводник ни разу. У самого видишь… никого. Просто слушай себя и свое сердце. Оно бывает, такие вещи подсказывает, а мы упрямо слушаем расчетливую голову.
На этом странный разговор был прерван телефонным звонком мужчины.
— Да-да, записываю. Благодарен-благодарен, — говорит Игнат своему собеседнику. — Ты же знаешь, я всегда рад гостям, надеюсь, дорогу найдешь, — смеется. — Вот и славно.
В дом хлопнула дверь и я, дрогнув, порезала палец. Зашипела от полоснувшей боли.
— Так, спокойно, — тут же рядом оказывается Петрович. — Сейчас обработаем.
— Петрович, ну, — в дом вошел Богдан. — Нельзя оставить с тобой девушку, тут же чп какое-то происходит. Я сам обработаю, — меня от его присутствия познабливает, я чувствую дрожь в руках. Но когда он обхватывает пораненную руку своей большой теплой ладонью, становится спокойно.
Представляю, как он сосредоточенно сводит брови на переносице и… дует на ранку.
— Ай, — дернула руку. — Хватит. Я не маленькая, не надо со мной сюсюкаться. Где Ярик?
— В порядке твой братец-кролик. Дай пластырь наклею.
После плотного обеда, собираемся в город. Мы достаточно долго сидим в машине и ждем, когда мужчины договорят.
Потом Богдан садиться за руль, и мы выезжаем. Ярик молчит всю дорогу.
Я чувствую, как в тишине висит что-то недосказанное. Что-то что тянет и гнетет эту тишину, превращая ее в вязкое месиво, которым с каждым разом все тяжелее дышать.
Поэтому, как только мы оказываемся в квартире, и Яр уходит в комнату, я иду следом за Богданом на кухню и замираю в ожидании. Но он не торопится говорить, тогда мне приходится его подтолкнуть.
— Что изменила поездка? Что? — сажусь за стол.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Эта кухня для нас стала местом для переговоров.
— В школу в ближайшее время Ярик пойдет. Это точно. Только опекуном пойдет Петрович. Вот, — он снова замолкает. Не решается продолжить разговор.
— Что еще?
— В общем, кратко и по делу. Есть выход на хороших специалистов по восстановлению зрения. Если не полного, то частичного. Мы еще познакомимся с тобой с одним врачом. С ним я свяжусь сегодня. Проконсультируемся, он посоветует первоклассных спецов. От их решения будем плясать, — выдает, словно на одном дыхании.