Сандра Хьятт - Случайные поцелуи
— Спасибо, — медленно повторил Рейф чуть ли не удивленно. Они сделали несколько шагов. — Ты не замечаешь в этом иронии?
— В чем именно? — Лекси положила левую руку на его плечо, чувствуя под ладонью упругие мышцы.
— Сейчас тебя действительно донимает головная боль, но ты не можешь уйти.
Лекси и не думала, что чем-то выдала себя и что Рейф внимательно наблюдал за ней.
— Моя расплата, как я понимаю, — со слабой улыбкой сказала она. — Но если честно, я думала о том, не предусмотрено ли какого-нибудь пункта в протоколе, позволяющего мне уйти?
Она с надеждой взглянула на него. Рейф усмехнулся, но ничего не сказал. Они продолжили танцевать молча. Рейф двигался с куда большей грацией и легкостью, нежели Хамфри. Когда музыка закончилась, Рейф убрал руку с ее талии и остановился, продолжая держать за руку. Они стояли в дальнем углу танцевальной площадки.
— Сюда, — сказал Рейф и повел Лекси в сторону от столов.
— Куда ты меня ведешь?
— Разве ты не хотела уйти?
— Хотела, но… — Лекси заколебалась. — Разве я могу просто так взять и уйти?
Рейф продолжал вести ее за собой.
— Почему нет? Сначала перелет, потом ужин. Сегодня слишком длинный день. Кроме того, у тебя в самом деле болит голова. Причина уважительная.
Уйти с первого официального ужина так рано? Что о ней подумают?
— Разве не ты предупреждал меня, что мне придется высиживать подобные ужины до самого конца?
— Придется, — кивнул Рейф. — Когда станешь принцессой. Но пока ты не принцесса, поэтому можешь уйти. Возможно, это твой последний шанс.
Лекси растерянно взглянула в сторону главного стола.
— Адам не будет возражать, — вновь словно прочитал ее мысли Рейф. И, щадя Лекси, решил не говорить, что, возможно, его брат и не заметит ее ухода.
Адам и так уже уделил ей сегодня достаточно времени — показал дворец, включая часть огромного сада и прилегающих к дворцу лужаек, а также лабиринт. В компании Адама она чувствовала себя легко и непринужденно. Они разошлись с Адамом, чтобы освежиться и переодеться к ужину. А за ужином он взглянул на нее только однажды и кивнул, почти рассеянно, затем снова повернулся к своему собеседнику.
— Он просил меня присмотреть за тобой.
Лекси невольно улыбнулась, так как помнила, с каким нетерпением Рейф ожидал того момента, когда он «сбудет ее с рук».
— И что ты ему ответил?
— Я сказал «да».
— Просто «да»? — поддразнила его Лекси.
Рейф взглянул на нее с искренней теплотой.
— Конечно. Просто «да».
— Лгун.
— Да ладно тебе, Лекси. — Он широко усмехнулся. — Идем.
Сбежать с Рейфом было куда заманчивее, чем перспектива оказаться в обществе Хамфри, но именно то, что он обратился к ней как друг, назвал ее Лекси, решило последние ее сомнения.
Они вышли через кухню величиной с дом и, казалось, ничуть не удивили этим работавший там персонал. Лекси не смогла подавить рвущийся наружу смех, когда Рейф, держа ее за руку, ловко маневрировал между столов и поваров, которые среди кухонного шума были вынуждены кричать друг другу.
— Руперт, — позвал Рейф мужчину, который зорким взглядом осматривал свои владения, сложив на груди руки.
Руперт повернулся. Из-под его шеф-поварского колпака на висках проглядывала седина. Он взглянул на часы.
— Сегодня вы продержались совсем неплохо, сэр, — сказал он вместо приветствия.
— Надеюсь, что, достигнув твоего возраста, смогу продержаться весь вечер.
— Не сомневаюсь, что все только и ждут, когда же этот день наступит.
Когда они отошли от Руперта, Лекси улыбнулась:
— Насколько я понимаю, этот побег у тебя не первый.
— Точно не первый, — усмехнулся Рейф. — История моих побегов началась в первый же день, когда состоялось мое знакомство с официальными ужинами. Тогда же Руперт и показал мне выход из этого лабиринта столов, шкафов, плит и моек.
— Почему мы не могли воспользоваться дверьми, в которые вошли?
— Так мы привлекаем к себе гораздо меньше внимания.
— Но ведь ты сам сказал, что у меня есть уважительная причина, чтобы уйти с ужина пораньше. Мне вовсе не обязательно ускользать, как какому-нибудь воришке. — Лекси сказала это и с удивлением поняла, что головная боль стала у нее проходить.
— То есть если бы не головная боль, то мне не удалось бы тебя похитить, даже если бы я сказал, что знаю здесь неподалеку ночной клуб, в котором играют самую потрясающую музыку?
— Совершенно верно! — засмеялась она.
Оставив позади еще одну дверь, они оказались в пустом, тускло освещенном коридоре. После шума кухни здесь стояла непривычная тишина. Рейф повернулся к Лекси.
— Лгунишка, — шепотом сказал он. — Знаю, мне бы удалось тебя соблазнить.
Рейф не уточнил, о чем идет речь, и Лекси так и не поняла, о каком соблазне он говорит. О соблазне танца или о соблазне, который возбуждал в ней он сам? Воспоминание о поцелуе отчетливо вспыхнуло в ее мозгу, а тело сразу затопила теплая волна. И тот, самый первый их поцелуй… Именно он дал ей представление о том, о чем она раньше могла лишь догадываться, — какой может быть близость с мужчиной…
Лекси стояла, не в силах ни сказать что-либо, ни пошевелиться.
Рейф неожиданно отвернулся и зашагал по коридору. Ее руки сами собой сжались в кулаки. О чем она опять думает? Адам! Вот о ком она должна думать, а не о Рейфе!
Дальше они шли в молчании, минуя одну роскошную комнату за другой, коридор за коридором, поднялись по широкой витой лестнице и наконец дошли до закрытой двери, возле которой Рейф остановился. Лекси понадобилось на пару секунд больше, чтобы сообразить, что она находится возле комнаты, в которой ее поселили.
Открыв дверь и не отпуская ручку, Лекси повернулась к Рейфу:
— Спасибо.
Рейф смотрел куда-то поверх ее плеча. Оглянувшись, она заметила на кровати свою зеленую прозрачную ночную сорочку.
— Спокойной ночи.
Рейф так неожиданно ухватил ее за подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть на себя, что Лекси не успела ни отвести взгляд, ни закрыть глаза. То, что она увидела в темной глубине его глаз, не поддавалось определению. В них словно пылал гнев, но на кого или на что? Не на нее же, в самом деле?
— Спокойной ночи, Лекси.
Он придвинулся ближе, и Лекси почувствовала исходящий от его тела жар. Близость Рейфа, как и несколькими минутами ранее, когда они вышли из кухни, словно высасывала из нее силы, лишала ее воли и чувства реальности. Ощущение, что это неправильно, отметалось чувством, что, наоборот, все это абсолютно правильно и по-другому быть не может.
