Мария Воронова - Клиника любви
Чесноков еще немного потоптался в дверях, лучезарно улыбнулся и ушел.
— Уж подписали бы этот лист несчастный!.. — сказала Саня. — Ясно ведь, что он никогда не станет практическим врачом.
— Тогда он и без диплома проживет. Послушайте, вот если бы я был токарем на заводе и точил бы детали не того размера? — Саня засмеялась: профессор Миллер был совсем не похож на токаря. — Даже нет, не так. Мне бы поручили делать гайки, а я бы вместо них клепал какие-нибудь болты. Меня бы предупредили пару раз, а потом быстренько перевели в уборщики. А здесь — пожалуйста! Выпускайте, профессор, торговцев красками вместо нейрохирургов, никто вам слова поперек не скажет!
Миллер злился, но Сане все равно было приятно, что он снова с ней разговаривает. Она поднялась, чтобы налить воды в их древний электрочайник, и заодно вымыла профессорскую чашку.
— А вы знаете, что этот светоч научной мысли написал в истории болезни? Тупая травма головы с повреждением селезенки! Каково? Если у него самого в башке вместо мозгов селезенка, не обязательный, как известно, орган, то это не значит, что все так же плохо устроено и у других!
— Да ладно вам придираться к словам, Дмитрий Дмитриевич! Понятно же: он имел в виду, что у пациента черепно-мозговая травма плюс травма живота с повреждением селезенки. Мало ли что можно написать в три часа ночи!
Но профессору было никак не успокоиться.
— А еще я как-то раз говорю на обходе: запишите в истории, что операция откладывается, потому что у больного ОРВИ. Так он записал: больной готовится к операции по поводу ОРВИ. Представляете? Мы, оказывается, такие продвинутые, что хирургическим путем насморк лечим! Вот вы, Александра Анатольевна, назовите хоть одно положительное качество этого лентяя, ради которого стоило бы аттестовать его.
— Ну, он всегда приветлив с больными. Подбадривает их, внушает надежду на выздоровление. А ведь еще Гиппократ говорил, что тот врач хорош, в присутствии которого больному становится легче.
Миллер тяжело вздохнул и мрачно уставился на Саню.
— Понимаю, на что вы намекаете. Что я в отличие от этого вашего Чеснокова с пациентами не сюсюкаю. Но знаете, если бы мне, не дай Бог, проломили башку, я бы предпочел оказаться не в руках добродушного неуча, а в руках компетентного врача, пусть и с дурным характером. Когда сломано основание черепа и кровь хлещет из ушей, от врача требуются активные действия, а не ободряющие слова! — с пафосом добавил он.
— Вы все правильно говорите. Но как же милосердие?
— То, что я не утираю сопли всем подряд, еще не значит, что у меня нет милосердия! — Сказав это, Миллер обиженно надулся.
— И все-таки мне иногда кажется, что его у вас нет. — Саня немедленно выругала себя за эти слова, но было уже поздно.
Профессор пронзительно взглянул на нее и нервно раздавил сигарету в пепельнице.
— Можно подумать, вы много в этом понимаете! — Голос Миллера так звенел, что Саня поняла: новой ссоры не избежать. — Как вы вообще беретесь судить обо мне? Что вы обо мне знаете? Вы знаете, что такое остаться в шестнадцать лет с психически больной матерью и младшей сестрой на руках?
— Простите… — смущенно пробормотала она, ничего подобного не подозревавшая.
Но он, кажется, уже не мог остановиться:
— Мне тогда не помог ни один человек! Ни один! Сестру нельзя было оставлять с мамой, но никто из наших родственников не захотел взять ее к себе. Больше того, мама сошла с ума после тяжелой черепно-мозговой травмы, а родня распустила слух, что она спилась после смерти отца.
— Дмитрий Дмитриевич, прошу вас! Я верю, что вам пришлось тяжело, но избавьте меня от подробностей.
Саня знала: Миллер не простит ей, что она стала свидетельницей его слабости, поэтому нужно уходить. Но стоило ей подойти к двери, как он схватил ее за руку.
— Нет уж, послушайте!
— Одумайтесь, Дмитрий Дмитриевич, и остановитесь! — Саня решительно дернула рукой.
Он отпустил рукав ее халата и мрачно уставился на нее.
— Сам не знаю, что я так взъелся на вас, — сказал он почти нормальным тоном. — Наверное, вы правы: я злой и эгоистичный человек. Но я мог бы быть другим. Если бы у меня была другая жизнь! — Неожиданно его голос опять зазвенел.
Определенно он снова готов был впасть в истерику. Но Саня не была готова утешать его.
— Другая жизнь! — фыркнула она. — О, это опасное сочетание, когда человек считает себя лучше других, но думает, что живет хуже всех!
— Я не считаю себя лучше других!
— Хорошо. И давайте закончим наш разговор. Он не нужен ни мне, ни вам.
— А где же ваше милосердие? — Миллер криво усмехнулся.
Саня развела руками. Потом постояла еще немного молча и вышла из кабинета.
В последнее время Регина будто специально взялась унижать Наташу. После того ужасного показа, когда Наташа всласть надышалась потом вперемешку с дешевыми духами, шатаясь по подиуму среди немытых Лолит, у нее вообще не было ни одной работы. Пару дней она спокойно просидела дома, отсыпаясь и занимаясь хозяйством, но на третий день разволновалась и, наплевав на гордость, поехала в агентство сама.
Регина угостила ее чашкой несладкого кофе без кофеина, впрочем, отсутствие сахара с лихвой компенсировалось приторной Регининой улыбкой.
— Наташенька, я хочу найти для тебя заказ, достойный твоего уровня! Ты же наша звезда!
Наташа хотела сказать, что ее волнует не звездный статус, а деньги, но промолчала. Вдруг действительно подвернется что-нибудь стоящее?
Но телефон продолжал молчать, и она с ужасом понимала, что надо искать новый источник доходов. Как она завидовала Сане, у которой карьерный рост имел не обратную, а прямую зависимость от возраста! Ведь словосочетание «пожилой, опытный врач» имеет совсем не тот же смысл, что «пожилая, опытная фотомодель».
Наташа купила газету «Из рук в руки» и, проводив Петьку в школу, стала изучать ее. Уже через полчаса стало ясно, что Наташе с ее школьным образованием и без навыков работы на компьютере сильно повезет, если ее возьмут куда-нибудь уборщицей.
«Пойду к Мите санитаркой!» — решила она, отшвырнув газету и закинув ноги на спинку дивана.
Голодная смерть им с Петькой пока не угрожала. У Наташи были отложены кое-какие деньги, но она уже привыкла копить то на жилье, то на машину, и сама мысль о возможности проесть накопления казалась ей кощунственной.
Брак с Миллером не решит ее финансовых проблем. При всех своих достоинствах Митя вряд ли сможет содержать троих. А если — она вспомнила разговор с дядей Толей — их будет четверо?..
«Не такой уж Миллер и завидный жених! А я зачем-то терплю его закидоны, будто я не красивая молодая женщина, а сорокалетняя стокилограммовая баба».
