Танцующий лепесток хайтана - YeliangHua
Чу Ваньнин сглотнул, надеясь избавиться от горьковатого привкуса на языке — и едва не задохнулся от боли. Потянулся рукой к горлу — и замер, потому что перед глазами пронеслось, как накануне Вэйюй сдавил его гортань с такой силой, что в какой-то момент стало казаться, что это конец.
Что произошло потом?..
Чу Ваньнин снова осмотрелся по сторонам — однако парня нигде не было. В спальне царила почти стерильная тишина, нарушаемая лишь приглушённым шелестом дождя по подоконнику.
Поверх белоснежного одеяла лежало что-то полупрозрачное.
Чу нахмурился, и сел в постели, разглядывая аккуратно разложенное белое нижнее ханьфу, расшитое традиционными серебром и золотом. Он недоуменно проморгался, вглядываясь в ткань, и даже в какой-то момент протянул руку, пытаясь понять, не кажется ли ему — но в следующий миг одернул её в сторону, стремительно бледнея. Ткань оказалась шелком — притом настолько тонким, что он просвечивал.
“Что всё это значит?..”
Чу встал с постели, старательно избегая даже смотреть в сторону отвратительной вещи. Оперся об стену, терпеливо ожидая, пока головокружение сойдёт на нет. Размял ноющую спину, и, отдышавшись, направился к двери. Ручка не поддалась ни с первого раза, ни со второго.
Закрыто.
Чу Ваньнин навалился на дверь плечом, пытаясь разболтать защелкнутый замок — но и эта манипуляция ни к чему не привела.
Его закрыли в спальне гостиничного номера словно какого-нибудь ребёнка, или домашнее животное!
Понимание, что ему так просто не выбраться, вызвало новую волну злости. Чу развернулся, и на этот раз направился к балконной двери. Та тоже оказалась заперта — впрочем, если бы балетмейстеру даже удалось выйти, он понятия не имел, что делал бы дальше, потому что с его страхом высоты как-либо спуститься на нижний этаж, или хотя бы перебраться на соседний балкон казалось чем-то совершенно невозможным.
Он тяжело вздохнул, пытаясь осознать происходящее.
Совершенно ясно, что его закрыл в спальне гостиничного номера Мо Жань — но зачем он это сделал? И, что важней — где он сам?..
Несколько минут бесплодных поисков мобильного телефона и хоть каких-то личных вещей так ни к чему и не привели. Чу выдохся, и, раздумывая над тем, сколько ещё ему придётся просидеть в этом злосчастном отеле, устало опустился на кровать.
По сути, ему было совершенно нечем заняться — разве что лечь спать, или принять душ. Последнее не представлялось таким уж хорошим вариантом, если учесть, что Вэйюй мог прийти в любой момент, но хотя бы могло помочь освежить голову и убить время.
Чу отправился в ванную комнату — и, обнаружив защелку на двери, плотно закрыл её. Так его хотя бы не застанут врасплох. После долгого ледяного душа насухо вытерся оставленными на сушилке свежими полотенцами, и, надев уже ношенную накануне одежду, вышел.
Мо Жань уже ждал его.
Он сидел на краю незаправленной постели, и рядом с ним на полу стоял широкий латунный поднос, где громоздились пиалы с едой, термос и несколько чашек.
Чу Ваньнин прищурился, задерживаясь взглядом на странном наряде Мо Жаня: тот был облачен в длинное чёрное ханьфу из такого же полупрозрачного шелка, что и белое, лежавшее на кровати. Вышивки изображали диковинных мифических существ. Наряд, который должен был создавать атмосферу традиционности, выглядел… совершенно непристойно. Вызывающе. Смуглая кожа проглядывала из-под полураспахнутого ворота, изящные узловатые пальцы медленно перебирали витой шелковый шнур пояса, играя с длинными кисточками.
У Чу Ваньнина пересохло во рту. Он понятия не имел, что всё это значит, но оказался не в состоянии отвести глаз от совершенно порочного зрелища. Сотни вопросов потерялись в растерянной тишине.
— Ты… ты… — он снова сглотнул, и боль в горле напомнила ему, почему пялиться на Мо Вэйюя в таком виде — ужасная идея. — Ты закрыл меня в номере.
Мо Жань приподнял брови, мягкие губы растянулись в усмешке. Однако он так ничего на это и не ответил.
— Это несмешно, — Ваньнин покачал головой, видя, что Мо Жань продолжает улыбаться. — Это что ещё такое? Ролевые игры?
Он уткнулся негодующим взглядом в белое ханьфу.
— Это твой костюм...
— …… — Чу Ваньнин раскрыл рот, чтобы что-то ответить, и тут же закрыл, понимая, что огрызаться бессмысленно. Он просто не собирается это надевать. Никогда.
— ...для постановки.
Если до этого Чу Ваньнин думал, что Мо Жань не в себе, теперь у него не осталось в этом в принципе сомнений.
— Ты сейчас серьёзно?..
— Я хочу, чтобы ты танцевал для меня.
Чу Ваньнин на несколько секунд закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Если бы речь шла о сексе, он, вероятно, понял бы смысл происходящего. Но это...
Мо Жань говорил всерьёз. Он действительно думал, что балетмейстер будет танцевать — после того, как его приложили головой и душили?..
— Ты выдворил меня из гостиницы, и затем преследовал до самого кафе… усыпил… запер в спальне… Мо Жань, ты себя сейчас слышишь?.. Чего ты хочешь?
— Чтобы ты танцевал, — парень вскинул бровь. — И я не люблю повторяться.
Чу Ваньнин сжал кулаки. Он сверлил Вэйюя тяжёлым взглядом, но тот оставался непоколебим. Так длилось несколько минут, и Чу постепенно начинал осознавать, что происходящее совсем не похоже на затянувшуюся неудачную шутку, или игру.
— Мне долго ждать? — тихо поинтересовался Вэйюй, и в его голосе было нечто такое, от чего по спине Ваньнина прошел ледяной озноб.
— Что, если я откажусь?.. — балетмейстер вдруг понял, что прямо за его спиной дверь в ванную комнату, и он может закрыться в ней, если что-то пойдёт не так.
“Это ведь Мо Жань… он не причинит мне вреда… о чём я вообще думаю?.. — спохватился он тут же, понимая, насколько глупо испытывать страх перед человеком, с которым жил бок о бок целый год. — Я должен с ним поговорить. Возможно, у него всё-таки жар, и он бредит…”
Мо Жань, кажется, заметил, что Чу Ваньнин косится на дверь, и неожиданно рассмеялся:
— Так сложно уважить этого достопочтенного?
— …… — Чу Ваньнин застыл, перебирая в голове варианты ответа. Во-первых, он не совсем понимал, с чего вдруг Мо Жань принялся называть себя “достопочтенным”. Во-вторых, не было похоже, чтобы парень шутил — в его смехе вообще не было ни капли юмора, это был неприятный прохладный смешок, в котором сквозила невысказанная угроза.
И, всё же, он снова напомнил себе,
