Моррис Ренек - Сиам Майами
Костлявый официант с узкими плечиками и жадными глазами, привыкший шарить по скатерти в поисках мелочи, не доверяя свечам, услужливо склонился над их столиком.
— Десерт? — Его профессиональная улыбка действовала Мотли на нервы. — Что прикажете, джентльмены?
— Кофе, клоун!
— Кофе, — повторил Барни.
— Не желаете яблочный пирог?
— Наверное, у вас на кухне никаких отходов! — не выдержал Мотли. — Почему-то вы, Август, mein Herr, не спрашиваете моего гостя, понравился ли ему бифштекс, который он оставил недоеденным.
Костлявый Август очень устал и выглядел не умнее дохлого селезня.
— Я занимаюсь своим делом, — печально сказал он Барни, что следовало принять за извинение по поводу недоброкачественности фирменного блюда.
Проводив взглядом официанта, чудом протискивавшегося между тесно сдвинутыми столиками, Барни заметил на лице Мотли тень озабоченности. Чуть повернув голову, он успел поймать взгляд элегантного господина, поспешно отвернувшегося от них. Господин был худ, хорош собой, хоть и с несколько отяжелевшим лицом; ему можно было дать лет сорок с небольшим. У него шевелюра с проседью и железобетонная уверенность в себе, благодаря которой он привлекал внимание, даже когда просто стоял не шевелясь.
— Стюарт Додж, — ответил Мотли на непрозвучавший вопрос. — Это он сначала открыл Сиам, а потом потерял ее.
— Выглядит внушительно.
— Этого требует его профессия. Слабаки навлекают беду. — Мотли кашлянул и сбавил тон. — Ишь, вынюхивает! Скоро подойдет познакомиться с тобой. Он все утро звонил мне, чтобы уговорить нанять другого администратора.
— Его какое дело?
Мотли обмяк.
— Никакое. Просто ему нравится делать вид, будто она до сих пор принадлежит ему.
Мотли предчувствовал поражение. До этого момента он не понимал, как много все это значит для Доджа, иначе тот не приехал бы сюда, чтобы исподтишка подсунуть Сиам своего Монка. Мотли не подозревал, что Додж будет проявлять такую настойчивость, невзирая на очевидные последствия. В следующую секунду он заметил у стойки Монка. Теперь шансы Барни резко упали. Впрочем, с этим ставленником Доджа Сиам не протянет и половины гастролей. Попытка оживить Сиам была загублена на корню. Столько усилий — и все напрасно! Мотли было жаль Сиам. Ему было также жаль Барни, распростившегося с хорошим местом.
— Он всегда выглядит так, словно затянут в корсет? — осведомился Барни.
— Корсет — тоже часть работы. Без него никуда.
— Думаешь, он хочет снова прибрать ее к рукам?
— Додж — загадка, но палец у него постоянно на курке. Раз он явился, жди беды.
— Давай пройдем за кулисы, — предложил Барни. — Представь меня Сиам. Это лучше, чем бродить вокруг да около.
— Нет! — резко ответил Мотли, поглядывая на Доджа. — Будем сидеть здесь, как будто нам только что поставили по клизме и мы ждем, каков будет результат. Возможно, он увидит, что никому не нужен, и сам уберется.
Август принес кофе и с уважительностью, не соответствующей его нраву, сообщил:
— Мистер Додж просит разрешения присесть на минутку за ваш столик.
— С каких пор он стал таким церемонным? — буркнул Мотли и кивнул. На самом деле он знал причину почтительности Доджа. Цель была проста — пристроить Монка.
Август направился к Доджу.
— Додж — дипломат, — предостерег Мотли Барни. — Он способен не сказать ничего важного за целый день, а то, что скажет, можно понимать и так, и эдак.
Барни улыбнулся и тут же получил отповедь.
— Не надо его недооценивать, — сказал Мотли, плотоядно взирая на цыплячьи останки. — Такие молодцы внутренне гнилы, потому что занимаются самолюбованием. Их вечно занимает дилемма: то ли они слишком хороши для окружающего мира, то ли лучше продаться, но за максимальную плату. Вот почему у красивых мужчин такие горькие складки вокруг рта.
Барни чувствовал, что Мотли говорит так со страху. Он раскрыл рот от удивления, когда тот приветствовал Доджа ехидными словами:
— Честному человеку нет нужды соблюдать такой консерватизм в одежде.
Додж улыбнулся и нагнулся к Мотли, положив руку ему на плечо с намерением рассказать анекдот. Додж мог при желании казаться свойским малым.
— Знаешь, как двое встретились на улице? Один говорит другому: «Папа снял с евреев вину за убийство Христа». Другой отвечает: «Конечно, это все пуэрториканцы».
Мотли громко засмеялся и проговорил, задыхаясь:
— Здорово!
Август принес еще один стул. Додж сел и спросил:
— Это и есть новый администратор?
— Барни, — сказал Мотли, продолжая смеяться, — познакомься со Стюартом Доджем. — Смех постепенно стих. — Надо будет рассказать приятелям. То-то смеху будет!
— Вы выглядите слишком нормальным для этого сумасшедшего дома, — сказал Додж Барни, желая польстить.
Мотли ответил сам, полагая, что Додж внутренне посмеивается над ними, так как считает, что работа у Монка в кармане:
— Он успел побывать на войне, поэтому наполовину застрахован от безумия. — Не дав Доджу ответить, сменил тему: — Как поживает твой неаполитанский тенор? Слыхал, он теперь ублажает посетителей ночных клубов?
— Который, Лысый или Ирвинг?
— Теноры сейчас нарасхват. У Валентино есть поговорка: отдайте мне рынок мазохистов — и берите взамен золотые прииски.
Додж посерьезнел.
— С Лысым прямо беда.
— Слишком темпераментен? — сочувственно спросил Мотли.
Спокойствие Доджа должно было подчеркнуть весь ужас положения.
— У него не стоит.
— Не все коту масленица. — В голосе Мотли мигом пропало сочувствие. — Главное, сохранить его романтический голос. Получая по пять штук в неделю, приходится чем-то жертвовать. Не могу представить, чтобы жена решилась с ним развестись.
— Как, ты не знаешь? Она тоже со сдвигом.
— Неплохое сочетание. Значит, они уравновешивают друг друга.
— Тут ты прав. У нее есть голова на плечах. Она не мешает поступлению денег. «Главное, чтобы он работал», — твердит она. Очень трезвая особа. Ее психиатр присылает такие счета, что недолго спятить.
— Раз все довольны, ты-то что переживаешь? Нашел, из-за чего!
— Душевное здоровье Лысого мне до лампочки. Но как золотая жила он может иссякнуть. Все дело в его романтических песенках, они отрывают его от действительности. Я бы направил его проконсультироваться к Валентино, но это слишком рискованный шаг. Вдруг у него встанет, и тогда прощай романтический тенор!
