Холли Габбер - Методика обольщения
Алан зашел в лабораторию, но Дорис здесь не было: она с самого утра вела занятия. Просидев без толку сорок минут и выпив две чашки кофе без сахара, приготовленные Элли, он в самом безрадостном расположении духа направился на лекцию, изрядно удивив аудиторию своим взъерошенным видом и немного сбивчивой речью.
В первой половине дня ему с Дорис так и не удалось пересечься, хотя Алан, мобилизовав всю свою волю, несколько раз пускался на поиски, в глубине души смертельно боясь натолкнуться на такой отпор с ее стороны, который сделал бы очевидной невозможность любого продолжения отношений. Алан осознавал, что Дорис умышленно избегает встреч с ним, однако нельзя же прятаться бесконечно…
Без четверти три Алан был вынужден признаться самому себе, что сегодня он категорически не способен ни работать, ни адекватно общаться с коллегами, которые слишком громко и слишком много говорили. Один из его аспирантов простудился и все время омерзительно сморкался, второй — чего Алан не замечал раньше — умудрялся постоянно издавать неприятный чавкающий звук, хотя ничего и не жевал. И тот, и другой вызывали у Алана содрогание этими действиями, и он, к безумной радости обоих, прогнал их домой. Дабы хоть как-то занять время и отвлечься от гнетущих мыслей, Алан устроился за своим столом и погрузился в изучение брошюры с материалами научной конференции двухлетней давности: эту книжечку он случайно обнаружил в кипе старых бумаг, предназначенных для уничтожения. Однако, дойдя до восемнадцатой страницы, Алан обнаружил, что только впустую водит глазами по строчкам и не усвоил ни одного слова из проштудированных глав.
В три часа двенадцать минут в комнату наконец вошла Дорис. Сегодня в ней не было и следа привычной живости и кокетливости. Ее бледное ненакрашенное личико осунулось, нежные губы опухли, а заплаканные глаза казались поблекшими и больными. Алан, в сотый раз обозвав себя бессердечной скотиной, попытался поймать ее взгляд, но Дорис даже не посмотрела в его сторону. Она передала Элли какую-то папку, непривычно тихо о чем-то попросила и снова выскользнула в коридор. Последовать за ней Алан не отважился, а недочитанную брошюру кинул в корзину для бумаг. Чем он лучше чертова Кевина ОТрэди, если довел обожаемую женщину до такого состояния, Упиваясь собственными отрицательными эмоциями?
Спустя еще полтора часа Алан, мрачный и озлобленный, покружил по факультету и принял решение вернуться на свое место и ждать, пока Дорис не соберется уходить. Тогда ей волей-неволей придется пройти мимо него: она же не может идти домой без пальто. Барабаня пальцами по столу и следя за бесконечным полетом бабочек на экране компьютера, он ждал довольно долго. Наконец дверь распахнулась. Алан уже открыл рот, собираясь произнести заготовленные слова, но в комнату влетела Элли. Несмело улыбнувшись, она проскочила к шкафу с вещами Дорис и начала их выгружать.
— Что это вы делаете, Элли? — свирепо поинтересовался Алан.
Девушка немного растерялась.
— Мисс Мэллоу просила принести ей пальто и сумку.
— Что за новости? Она не может здесь одеться? Элли, явно не зная, что ответить, прижала пальто к груди и попятилась к двери.
— Она меня попросила, а мне же нетрудно…
Чертыхнувшись, Алан схватил свою куртку и бросился на улицу, где уже сгущались промозглые сумерки. По крайней мере, он был уверен, что Дорис выйдет через парадную дверь, а не через чердачное окно. Вскоре она и впрямь появилась: скользнула по нему невидящим взглядом и быстрым шагом направилась в сторону своего дома, стараясь держаться поближе к ярко горящим фонарям. На абсолютно пустынной в это время боковой парковой аллее можно было не бояться возможных свидетелей возможного позора, поэтому Алан не раздумывая метнулся за удаляющейся фигуркой:
— Дорис, погоди!
— Оставь меня.
— Дорис, пожалуйста!
— Я уже сказала: оставь меня.
— Выслушай меня, остановись, умоляю!
Я уже вчера достаточно тебя наслушалась — и хватит. Или ты забыл, что говорил? Я ведь целых четыре месяца бессовестно тобой пользовалась! Ах, бедный, как же ты от этого использования страдал! Особенно иногда… Хорошо, я больше не буду. Можешь считать, что срок твоей эксплуатации в качестве биологического объекта истек, и отстань от меня.
— Дорис! — Алан схватил ее за руку. Она остановилась, но упрямо продолжала смотреть прямо перед собой, поджав губы. — За все, что я вчера говорил, мне нужно язык отрезать — согласен. Но тогда я останусь без работы и умру в нищете. Ну что мне сделать? Хочешь, я встану перед тобой на колени? Здесь, сейчас, под этим фонарем… Буду просить у тебя прощения, а потом на коленях поползу за тобой до самого дома…
Она по-прежнему не поворачивала голову, но ему показалось, что ее губы чуть-чуть дрогнули.
— Это мой дом, Алан. Зачем тебе туда ползти, тем более на коленях? Ползи на чем хочешь и куда хочешь, а меня оставь в покое.
— Не оставлю! — выкрикнул Алан, и в следующую секунду действительно плюхнулся на колени на еще не просохший асфальт, поймав и вторую ее руку. — Делай со мной что угодно, только прости. Я люблю тебя. Я больше всего на свете боюсь тебя потерять, хотя и сделал вчера все, чтобы это произошло. Потому что я ревнивец, эгоист и грязная, тупая скотина! Ну, тресни меня, выскажи все, что ты обо мне думаешь! Хочешь, я каждый день буду носить тебя до дому на руках? Хочешь, я десять — нет, двадцать раз подряд прослушаю песенку про колокольчики? Согласен на любые твои условия, только прости!
Теперь он мог поклясться, что Дорис едва уловимо улыбнулась. В ее глазах вспыхнули знакомые бесовские искорки, и она стала немножко похожа на саму себя.
— Если ты сейчас же не встанешь, то заработаешь воспаление коленных чашечек. Думаешь, мне очень хочется петь песни обезножевшему калеке?
Алан ощутил, как огромный кусок льда с острыми краями, тяжело лежавший в груди со вчерашнего дня, начал стремительно таять. Он неловко поднялся, все еще держа Дорис за руки.
— Можно я доведу тебя до дому?
— Ох, Алан, вот цена ваших, мужских, обещаний! Пять минут назад ты хотел ползти к моему дому на коленях, две минуты назад собирался нести меня туда на руках, а теперь намерен просто пойти? Ну, иди… Но только до дома. И не рассчитывай на ужин: вчера я приготовила специально для тебя парную телятину с горошком, а теперь съем ее сама. Из принципа.
Ступив на каменную дорожку, которую он не чаял уже больше увидеть, Алан подумал, что готов перецеловать каждую плиточку. У дома он немного помедлил. Но Дорис, войдя, оставила дверь открытой, и он последовал вслед за ней. Когда он вошел, она неожиданно резко обернулась:
— Знаешь, Алан, я никогда не простила бы тебя, если бы ты обвинил меня в том, что я связалась с тобой по карьерным соображениям. К счастью, у тебя хватило ума не сказать мне ничего подобного. Но ведь ты наверняка и об этом думал?
