Изабеля Сова - Вкус свежей малины
– Да ничего особенного, – махнул рукой папаша.
– Ну расскажи, интересно же, – не отставал Ирек.
– Да просто в городе, – начала мама, – мы припарковались там, где стоянка запрещена. Это, кажется, был Микулаш?
– Или Трстена.
– Нет, Микулаш.
– Возможно, хотя здорово похож на Трстену.
– А я тебе говорю, Микулаш, потому что там есть гостиница «Яносик».
– Гостиница «Яносик» есть там, наверно, в каждом городе, потому что это их национальный герой[8].
– Яносик? – возмутилась мама. – Так его же играл Перепечко, поляк.
– Брюнера тоже играл поляк, Каревич, и еврея тоже поляк.
– Какого еще еврея? – не отступалась мама.
– Может, вы все-таки закончите с номерами, – прервала я их спор, – а к своей дискуссии вернетесь потом?
– Ну хорошо, – перехватил эстафетную палочку папаша. – Короче, мы в запрещенном месте припарковались и пошли выпить пива. Возвращаемся, а возле нашей машины полицейские. Ждут, чтобы влепить нам штраф. Ну, мы спрятались, решили взять их измором. Час прошел, два, три. Наконец они не выдержали, отвернули у нас одну таблицу с номерами и оставили под дворником адрес полицейского участка.
– Дескать, номера нам вернут, только когда мы заплатим штраф. А у отца осталось всего двадцать крон.
– И что?
– В Приоре мы купили черную плакатную краску, и я на куске картона нарисовал номер. Подъезжаем к границе. Мы уже почти переехали ее, и тут один, уж больно дотошный, светит фонариком и спрашивает, что это. И нас завернули. Мы тогда поехали в Яблонку, но проскочить нам удалось только в Хижном. И вот мы здесь.
– Но страху уж мы натерпелись, – крикнула мама уже из кухни.
– Да какой это страх, – презрительно усмехнулся папаша. – Настоящий страх я испытал, когда меня в первый раз забросили в Корею. Но что поделать. Никто ведь мне не обещал, что жизнь шпиона будет усыпана розами.
26.04. В Великую субботу папаша исчез. Вышел святить яйца и не вернулся.
– Я знал, что так и будет, – сказал мне Ирек, но шепотом, чтобы не раздражать маму.
– Может, с ним что-то случилось? Попал в автомобильную катастрофу или утратил память, как в телесериале?
– Скорей уж я поверю, что он опять сражается с бельгийской мафией. Бедная мама. Интересно, как она это перенесет? Может, растворить ей в супе немножко твоего прозака?
– Подождем развития событий.
Его не было всю субботу. В Пасху мы сели завтракать в самом мрачном настроении. Мама ни с кем не разговаривала. Уставясь в тарелку, она лишь бездумно постукивала обручальным кольцом о стакан.
– Не хочешь жура[9]? – спросила ее бабушка.
Молчание.
– А салата из порею? – не отступалась бабушка.
– Из порея, – машинально поправила мама. И снова тишина.
– Ну хотя бы кусочек кулича. Это уж точно тебе поможет.
– В чем он должен мне помочь? Все в норме. Все в порядке.
– Хеня, ну нельзя же так переживать. Не стоит.
– Не называй меня Хеня! – закричала мама. – Меня зовут Хелена! Хе-ле-на! Никакая не Хеня!
– Хорошо, хорошо.
– Нет, не хорошо!!! Плохо! Сорок лет я прошу тебя называть меня Хелена, и что? Какая реакция? Никакой! Ты вечно пренебрегаешь моими просьбами и видишь, каковы результаты? Мной пренебрегли все мужчины, с которыми я жила. И все из-за тебя!
– Из-за меня? Хеня… Хеленка! – вскипела бабушка.
– Да, потому что с тобой я привыкла к пренебрежению. Вместо того чтобы уйти, я позволяю садиться себе на голову. И потому меня никто не уважает! Даже этот врун – мой муж! Хоть я и вырастила ему двоих детей!
– Кто тут говорит о детях? – раздалось в коридоре. Там стоял папаша, живой и невредимый. С корзинкой в руке.
– Эдек! – вскричала мама. – Где ты пропадал? Мы уже звонили в полицию и в больницу!
– А зачем? Я всего лишь вышел святить яйца.
– И через час должен был вернуться, – бросила я, кладя себе на тарелку шинку, свеклу с хреном и горку маринованных грибов. Ох, наверно, пойду сыпью.
– Да, я немножко задержался.
– Немножко? Двадцать три часа десять минут – это, по-твоему, немножко?
– Как, двадцать три часа? – удивился папаша. – Сколько сейчас времени?
– Уже наступила Пасха. Ты что-нибудь принял? Боже, почему мне все время попадаются наркоманы?
– Ничего не понимаю. По дороге из костела я завернул в парк подышать кислородом. Посидел там часок и пришел.
– А свидетели у тебя есть? – закричала мама.
– Чего? Что я сидел в парке? С ума ты сошла?
– Это ты сошел, если думаешь, что я тебе поверю! Пошел подышать кислородом! Небось встретил какую-нибудь оторву!
– Хеня, то есть Хеленка, напоминаю, что сегодня Пасха!
– Так вы не шутите? – дошло наконец до папаши. – Послушайте, это же странно. Куда подевались мои двадцать… сколько там было?
– Двадцать три, – подсказал Ирек.
– Спасибо. Двадцать три часа жизни. Интересно куда?
– Мне бы тоже хотелось знать. И будет лучше, если ты вспомнишь, а иначе ищи себе другое место жительства.
* * *– Завтрак продолжился. Мама упорно молчала, отец пытался ее задобрить. А мы делали вид, будто все в порядке, – завершила я рассказ. – Могу я получить у вас новый рецепт, потому что в праздники я принимала двойную дозу?
– Сам бы я принимал тройную, – утешил меня Губка. – Сейчас выпишу. Только, понимаешь, проблему это не решит.
– Да, я отдаю себе отчет, – пробормотала я.
– Есть у меня одна идея. – Губка вовсю терзал бородку. – Не могла бы ты уговорить маму прийти ко мне на прием?
– Вы шутите! Она даже не знает, что я принимаю ваши лекарства, а то бы она умерла со стыда. Вы знаете, кто у нас ходит к психиатру? Алкоголики – получить бюллетень и чтобы подшиться.
– Очарование провинции, – подытожил Губка. – Хорошо, сейчас я выписываю тебе рецепт, а через неделю мы подумаем, как заманить сюда твою маму… Вот держи и пока.
28.04. Наконец-то я закончила писать диплом. В пять утра. До шести я охлаждала двигатели и теперь не могу уснуть. Быть может, устроить себе расслабляющую ванну, а потом сделать педикюр?
Я подготовила инструменты и бульк в ванну. Бросим взгляд на ступни… Однако и запустила я их, пятки как шкура акулы. Ладно, спокуха, сейчас разберемся. Бритвы хоть и острые, но соскальзывают. Где ступня? Ничего не вижу. И подумать только, что когда-то я была способна заложить ногу себе за голову. Ладно, попробую соскребать ощупью. Черт! Рассадила, наверно, до кости. Надеюсь, я успею выбраться из ванны, прежде чем окончательно истеку кровью. Осторожно, не спеша. Ну вот, я уже стою на полу. Однако слабость… Это все горячая вода и бессонная ночь, не говоря уже о виде бритвы в пятке. Я доковыляла до кухни, оставляя за собой кровавые следы. Теперь ногу в раковину. Боже, сколько кровищи! Может, позвонить в «скорую помощь»? А вдруг они сочтут это за попытку самоубийства и заставят платить? Или решат, что рана несерьезная, и тоже скажут платить? А вдруг нужно наложить шов? Я пустила струю ледяной воды и держала под ней ногу до тех пор, пока у меня не заломило кость. Ну, проверим. Кровь продолжает течь. Еще водой. Ну вот, уже немножко лучше. Теперь йодом и перевяжем. И в постельку.
