Анна Яковлева - Жених для ящерицы
Они что-то оживленно обсуждали, а я старалась удержать под контролем эмоции. Девочка держала Максима Петровича за руку. Трогательная привязанность отца и дочери повышала рейтинги Француза.
За пару секунд до того, как Максим меня увидел, девочка привстала на цыпочки и коснулась щеки отца поцелуем.
Ухоженная рука Француза, с широкой ладонью, длинными трепетными пальцами, легла девочке… на попку…
Я растерянно захлопала глазами.
Максим Петрович с похотливой улыбкой похлопал подружку по мягкому месту и оглядел столы. Тут Француз наткнулся на мой полный сожаления взгляд. Лицо председателя (о боже, неужели мы будем видеться каждый день?) дрогнуло, он кивнул мне.
Дашка, как всегда не вовремя, пристала:
– Кто это?
– Максим Петрович, – одними губами проговорила я, – мой новый шеф.
Француз и девочка (оказавшаяся при ближайшем рассмотрении девушкой лет двадцати) выбрали столик у окна за моей спиной.
Девушка что-то щебетала, Француз изредка вставлял словечко, но о чем был разговор, я не слышала.
– Еще один импотент! – Дашка сидела к парочке лицом и не сводила с Француза выразительного взгляда – слишком выразительного.
– Что за чушь?
– Если мужчину тянет на молоденьких, это говорит о половом бессилии.
Я с благодарностью посмотрела на Вахрушеву:
– Думаешь?
– Ты мне льстишь. Это не я так думаю, это психиатрия. Небось простатит мужика замучил, вот он и избавляется от комплекса с помощью нимфеток. Знаешь, у них простата напрямую связана с головой. Отказывает одно – тут же выходит из строя другое.
– Даш, у него кольцо на руке.
– Теперь ты понимаешь, что испытывает замужняя женщина, когда она не видит мужа больше десяти минут? – подхватила Дашка.
– Это не обязательно, я думаю, – неуверенно произнесла я.
– Она думает! Не смеши. Вон, – Дашка выстрелила взглядом в сторону Максима Петровича со спутницей, – наглядное подтверждение ненасытности и полигамности мужчин.
– Не правда, существуют однолюбы, – упрямо воспротивилась я действительности.
– В книжках. Или в самом конце, когда жизнь подсовывает фигу такому мачо, он вдруг делает открытие, что все живое больше трахать не может. Выбирает наконец одну и тратит остаток сил на нее.
– Видишь, не так все и плохо.
Наш содержательный разговор прервали возбужденные, радостные Андрей с Зойкой. Дашка заказала пиццу, а я подалась в туалет.
На обратном пути столкнулась с Французом в предбаннике, Максим Петрович улыбнулся мне своей особенной, заговорщицкой улыбкой и тихо, со значением, проговорил:
– Приве-ет.
Я поняла, что эта улыбка – его визитная карточка, и бросила несколько снисходительней, чем хотела:
– Привет. У вас отличный вкус, – и проплыла мимо.
Француз проводил меня взглядом.
После встречи со Степаном мне пришлось переодеться (это стало доброй традицией – после встречи с соседом моя одежда приходит в негодность), теперь вместо брюк и ботинок на мне были юбка и полусапожки.
Опустив глаза, я мысленно соединила точки узора на линолеуме прямой линией и пошла под взглядом Максима Петровича как на подиуме.
Так увлеклась, что чуть не прошла мимо нашего столика! Услышала, как Дашка фыркнула, оглянулась, подкорректировала курс и без сил упала на свое место.
– Что это было? – продолжала хихикать Дашка.
– Дефиле, – с достоинством ответила я.
– А я думала – переход Суворова через Альпы, – съехидничала подруга.
– Скажи, сколько ты хочешь за землю? – приставал Арсений, тщетно пытаясь меня споить.
– Отстань. – Я отмахивалась от Арсения как от мухи.
На самом деле я навела справки и узнала, сколько стоит один гектар сельскохозяйственной земли – ничего! Копейки. Вот если землю вывести из сельскохозяйственного оборота, то стоимость гектара многократно возрастет. Много-много-кратно!
Вывести землю из оборота было сложно, точнее сказать – невозможно. Требовался анализ плодородия почвы, куча справок и бумаг, подтверждающих, что эта земля до заката кайнозойской эры ничего не родит. Выданные по закону справки стоили денег, а выданные в обход закона – не имели цены.
– Зачем вам земля?
– Надо, – упорствовал Жуков, – Витя, я куплю у тебя эти паи по цене городской земли.
– А зачем? Зачем тебе так переплачивать? – недоумевала я.
– Моя карьера висит на волоске, – давил на жалость Арсений, – из-за твоего ослиного упрямства мои дети будут голодать.
– Жуков! Это запрещенный прием!
– Продашь землю – купишь себе дом в городе, – поменял тактику Жуков, – помогу подобрать подходящий вариант.
– Я не хочу продавать землю. Вот если ты мне предложишь альтернативный участок… Я подумаю, – первый раз за все время осады согласилась я – так достал меня консультант.
Жуков чуть не прослезился:
– Витя, я знал, ты не погубишь меня и моих детей. Завтра же выберешь участки, и мы их оформим на тебя. Кстати, Француз просил передать, чтобы ты приехала завтра утром в офис.
Сердце замерло, кровь замедлила движение по жилам.
– Правда? – жалко проблеяла я, физически и ментально ощущая, как поток событий движет меня к заветной цели.
Это означало одно: я смогу заполнить дневник наблюдений за Французом и утвердить (или отвергнуть) кандидатуру донора.
– Конечно, – без тени сомнений заверил меня Жуков и многозначительно добавил: – Давно пора.
Перед встречей с Французом я почти два часа приводила себя в порядок.
Шпильки и прозрачный макияж, юбка с разрезом и тонкая, просвечивающаяся блузка, под которой угадывалось кружевное белье, – что еще я могла предложить любителю нимфеток?
Взглянув на меня, Максим Петрович улыбнулся, встал со своего места, подошел близко-близко (я перестала дышать, чтобы не выдохнуть из себя случайно запахи коровника, которые пропитали меня насквозь) и осторожным движением направил к креслу.
Дышать одним воздухом с Максимом Петровичем было опасно – от моего нового босса веяло весной, сексом и качественным табаком.
Игра взглядами продолжилась.
Я не мигая смотрела в правый глаз Максима Петровича, Максим Петрович как загипнотизированный смотрел на меня. «Улыбнись, – с надеждой умирающего просила я себя, – если ты не окрутишь этого мужчину, будешь завидовать последней ящерице».
Как только улыбка тронула мои губы, благородное лицо Француза побледнело, он взял меня за руку и низким, срывающимся голосом спросил:
– Витольда, могу я пригласить вас на ужин?
– А как же ваша подруга?
Максим Петрович побледнел еще больше:
– Это не имеет значения.
– Пишите. – Я облизнула пересохшие от волнения губы.
Француз взял ручку и записал под мою диктовку номер домашнего телефона.
