Галина Артемьева - Фата на дереве
И Птича готовилась именно к такой жизни. Чтобы не сидеть на шее у мужа, чтобы все делить поровну: и усилия, и проблемы, если возникнут, и недомогания, и радости.
Она тогда в глубине души не сомневалась ни капельки, что светлых радостей у них будет гораздо больше, чем неразрешимых проблем и горьких бед.
Откуда, собственно, браться каким-то там дурацким проблемам, если они молоды, сильны, если оба будут по-настоящему стараться жить друг для друга и своей большой дружной семьи?
Ну, правда? Откуда взяться в этом случае бедам?
Конечно, неприятности минуют их правильный, разумный, добрый и гостеприимный дом.
Иначе даже представить себе нельзя.
Славик полностью совпал с ее мечтами. Вписался в них сразу, как только она его увидела.
Они встретились на какой-то совместной студенческой вечеринке. Люди пили, танцевали, целовались по углам. Птича уже собиралась домой, ей было скучно. Такие сборища всегда казались ей даром потраченным временем. И вот вошел он. Она услышала, как открылась входная дверь, раздался приветственный возглас, гость энергично и весело сообщил, что забежал на минутку…
И вот он вошел…
О чем дальше говорить? Это же миллионы раз происходит. Он вошел. Взгляды их встретились. Она встала и пошла к выходу. Сказала:
– Ладно, мне пора, пока.
Но шла-то она не к выходу, а к нему.
И он, не отрывая взгляда от ее лица, сказал хозяину дома:
– Знаешь, и мне пора, я тоже пойду.
Никто, кажется, ничему не удивился. Пора – так пора. Они и ушли. Уплыли. Улетели на облаке.
Бродили всю ночь по городу, говорили, говорили. И насмотреться не могли друг на друга.
Как спокойно, безмятежно чувствовала себя в ту ночь Птича!
Она знала, что дождалась. Встретила своего человека. Как мечтала, так и вышло.
Совпало все полностью. Один к одному.
Будущее виделось таким, как намечталось.
Славик тоже не переставал этому удивляться. Он, признаться, не думал, что такие – такие!!! – девушки вообще существуют. Только, может быть, в книгах и в кино. А в жизни одни… слишком легких взглядов…
И вот… Он ее сразу понял. И сразу ей поверил.
С сотой доли секунды. Той самой, первой секунды, которая потребовалась, чтоб взглянуть…
Удивительно, как бывает в любви. Не знаешь человека, а чувствуешь, что знаешь. Минуту назад был совсем чужой, а оказывается – роднее нет.
И можно все-все рассказать про себя – про страхи, неприятности, надежды, мечты… И человек тебя поймет. Совсем-совсем. Полностью, как и ты его. Тоже – совсем-совсем.
Это потом окажется, что кое-что говорить все же не стоило, что надежды – на то и надежды, чтобы сбываться не всегда, а лишь манить и обещать…
Ну и пусть… Это же потом! Когда-нибудь.
А тогда сияло и улыбалось им их счастье – одно на двоих. Состоявшееся, как по волшебству.
Он ухаживал за ней так красиво, как она даже не мечтала. Баловал цветами, подарками, развлекал, опекал. Она даже порой стеснялась такого безукоризненного к себе отношения, чувствуя себя самозванкой.
Неужели все это счастье – ей? Неужели так могло быть? Вдруг она проснется, и окажется, что все приснилось? И не стоило просыпаться?
Наконец они решили пожениться.
Объявили своим.
Их поздравляли, уверенные, что пара сложилась идеальная.
Подали заявление в загс, и тут Денька, самый лучший и дорогой друг их детства, почти брат, ставший к тому же маминым мужем, решил, что Птичу необходимо подстраховать на будущее.
Он заявил, что надо действовать цивилизованно и обязательно составить брачный контракт.
– Я Славе во всем полностью доверяю и не собираюсь с ним разводиться, даже теоретически, – решительно отказывалась Птича.
– И отлично! Но есть цивилизованный подход, вникаешь? Мы со Славиком коллеги, он поймет, – убеждал Денька.
Птича не сопротивлялась долго. У ее семьи уже существовал налаженный общий бизнес, который они своими руками создали тяжким, порой непосильным трудом. И ее магазин тоже был частью этого общего дела, и немало чего еще.
Они составили документ. Все, приобретенное после брака, делилось в случае чего очень просто: на чье имя покупка записана, тот и хозяин. На то, что уже было у супругов до свадьбы, никто не претендовал даже в виде наследства.
У Ростислава, кстати, до свадьбы были деньги – огромные деньги. А имущества никакого. Он считал, что так выгоднее и спокойнее в случае чего.
У Птичи имелось ее производство одежды, некое подобие маленькой фабрики. Трудное, хлопотное дело, приносящее гораздо меньше того, что получал Славик благодаря своим спекуляциям и биржевым операциям.
Как же жестко иронизировал над брачным контрактом ее будущий муж! Но Птича, влюбленная и легкомысленная тогда, и не думала тревожиться. Она вставала на сторону жениха, поддакивала, пожимала плечами, вздыхала.
– Пусть делают что хотят, – заглядывая в глаза любимому, ворковала она. – Это все чушь собачья, ерунда, мрак какой-то. Не обращай внимания на эту возню.
Денька между тем купил невесте квартиру и оформил ее как дар. Материнский дар дочери перед свадьбой. Опять же – подстраховался. Подарок не отберут в случае чего.
Как бы ни была оформлена эта покупка, а пригодилась она молодоженам очень и очень. Первые годы их семейной жизни прошли именно в ней. Славик искал квартиру, соответствующую его требованиям, его пониманию высокого уровня жизни. Ему нужен был определенный район, определенное качество, определенный архитектурный замысел… Прошло несколько лет, пока он не увидел проект строящегося дома, в котором все совпало. И дождался – получил то, что хотел.
Но до этого пока еще жить да жить, плыть да плыть…
Первую занозу, которая так и засела в сердце, получила Птича точнехонько после свадьбы.
Платье свое она придумала сама. А кто же еще! Конечно же! Когда невеста вышла из машины и медленно направилась навстречу жениху, вся многочисленная толпа родственников, друзей, коллег, журналистов дружно ахнула: принцесса из сказки!
Она казалась воздушной: вот-вот взлетит! Кружево ручной работы – нежнейшее, легчайшее, белоснежное, узкие длинные рукавчики, прикрывающие всю ладонь (только тонкие ее пальцы оставались открытыми), подчеркнутая тонкая талия, длинный шлейф на белоснежной шелковой основе… Вроде бы все просто, но цена этой простоты ощущалась с первого взгляда. Некоторая простота абсолютно недостижима простому смертному.
И – никаких украшений. Абсолютно. Ни сережек, ни цепочек, ни кулонов – ничего. Да у них в семье у девушек даже дырочек в ушах не было, не до сережек как-то…
Да и зачем лишнее?
Платье и фата. Фата и украшала так, что больше ни на что смотреть не хотелось. Она – воздушная, легчайшая, нежнейшая – казалась почему-то защитницей красоты невесты, ее спасительными крыльями, которые в случае чего поднимут девушку в воздух, посадят на белое облачко в высокой-высокой небесной дали – и поминай как звали…
