Вера Копейко - Подарок Судьбы
Вика только развела руками.
— Обманывать нехорошо. На самом деле, это нечто. Тебе самому туда надо ехать, Соколов.
— Ну вот когда с вас взносы станем брать в долларах, тогда и поеду. А теперь давай мне книгу и каталог.
— Будет сделано! — Вика наклонилась, опустила Торика на коврик и дернула молнию сумки. — Получите заработанное!
— Слышь, Морозова из четырнадцатого общества, я не сильно наказал тебя в рублях? — В глазах Володи мелькнуло беспокойство, и всегда добродушное рыхлое лицо вдруг затвердело.
— Ну не в рублях, а фунтах стерлингов, если уж быть точной. Нет, не наказал. А как этот тип, — она прикоснулась носком туфли к подбородку Торика, — дал тебе прикурить? Выл ночами?
— Да что ты, что ты. Он просто ангел во плоти. Пел, не выл. Разве это вытье? — Он засмеялся, жадно прижимая к себе книгу о старинной английской оружейной фирме «Скотт». — Вот уж не думал, что такая у меня когда-то будет. А каталог — красота. И в пакете-то каком, ну, Морозова, я твой вечный должник.
— Я не премину воспользоваться, ловлю на слове.
— Да я тебе разве когда отказывал?
— Теперь уж никогда. И Торик тебя любит. Буду оставлять его на тебя, пока снова не женишься. А то что жена сказать может? Такой, как Мария, больше не найдешь. Это я тебе говорю.
— Да я бы ей тоже сказал пару ласковых.
— Так ты и сказал, иначе с какой бы стати она ушла от тебя в никуда?
— Ну сказал.
— Жалеешь небось?
Володя помолчал, потом пожал плечами:
— А как не жалеть? Она баба хорошая. И ей без меня хуже, чем со мной.
— Тогда в чем дело?
— В чем? В гордости, наверно.
— В чьей?
— Ох, Морозова, не бери с меня такую большую плату. Знаю, ты хорошо относилась к Машке, но не трави душу.
— Наоборот, не плату я с тебя хочу брать, а тебе приплатить. Ну и себя не забыть.
— А тебе-то какой резон волноваться?
— Ты разве не знаешь, какая я корыстная? Мария моего Торика очень любила, а ты нет. Теперь ты его полюбил, а если Маша вернется, значит, у меня нет никакой заботы — с кем его оставить.
Володя засмеялся.
— Ну ты и хитрованка, Морозова, каких свет не видывал.
— Ладно, живи, Владимир Степанович, дальше. Если заскучаешь, приходи в гости к нам с Ториком. Мы тебя немножко отогреем.
— Это чем же? — прищурился Володя.
— Как чем? Словом, словом, Соколов.
— Вика, а ты никогда не думала, что в тебе есть что-то от ведьмы?
— Думала. А разве я не ведьмой работаю? — Она засмеялась. — Правда, Володя, зайди как-нибудь, я на самом деле хочу с тобой поговорить. — Она сделала ударение на последнем слове, и Володя понял, о чем она хочет поговорить. О Марии, конечно.
Вика видела, он и сам мучается, что жена ушла, знает почему и хочет ее вернуть. Но не может найти такого хода, чтобы и собственную гордость не задеть. А она знает, как ему поступить. Потому что с Машей она уже говорила. Та готова вернуться, сама, но Вика сказала ей:
— Наберись терпения. Не ты должна возвращаться, а он тебя должен вернуть. Понимаешь? То, что своим трудом добыто, ценится больше. Потерпи.
Теперь ей недолго осталось терпеть, Володя придет за советом, а может, и сам уже сообразит. Не зря она ему Торика оставила — сейчас собаку пристроить просто — есть дорогие собачьи гостиницы, никаких одолжений. Но Вика специально это сделала, потому что Маша ужасно любила песика. И не Торик мелькал у Володи перед глазами с утра до ночи, а жена... Наверняка он корил себя за то, что мало считался с ней — ему надо в лес — он собирал рюкзак и уезжал на месяц, оправдывая свою прихоть профессиональным долгом. Он всю свою жизнь был геологом, а потом по здоровью ушел на пенсию, но от леса не отстал, пошел работать в охотобщество. Он снова собирал рюкзак, не слушая протестов жены, которая знала все о здоровье. Точнее, о нездоровье. Сердце сдавало, хотя Володе не было и пятидесяти... И, не справившись с ним, она ушла.
Вика с Ториком провели вечер вдвоем, они лежали на диване, Торик устроился у нее на животе, она гладила его голенькое тельце — шерстка коротенькая, темная, местами почти черная, с рыжими золотыми подпалинами на шее и под хвостом. «Позолоченный», — называла его Света. Конечно, собакой надо заниматься, тем более породистой, но он у нее пока диванный.
«Интересно, — думала она, — а Петр любит собак? Наверное любит, только больших, не таких маленьких». Вика стиснула Торика от избытка внезапно нахлынувших чувств. Потом одернула себя, когда песик взвизгнул, — зачем тискать малыша, это ведь не Петр Суворов.
На днях он вернется из Германии, станет ли искать ее? Позвонит? Свяжется через Свету? Явится в офис? Она с удовлетворением вспомнила сегодняшнюю встречу у Павлика, она конечно помогла ему, и он наверняка заключит контракт с немцами.
А значит, она еще на шаг приблизится к тому, чего хотела всю жизнь и ради чего держала себя в узде. К собственной психологической консультации.
В отличие от подруги Вика училась на психологическом факультете потому, что ей всегда этого хотелось. Наверное, ей что-то передаюсь от деда, которого считали ясновидящим. Он исподволь, незаметно, учил ее замечать в жизни то, мимо чего другие проходят, и, самое главное, искать связь между вещами, казалось бы, совершенно не связанными между собой.
— Не обязательно все видеть, — говорил он ей. — Ты же не можешь увидеть свой разум, но ты знаешь, что он у тебя есть. Ты не можешь увидеть душу, но разве станешь спорить, что и она существует? И знаешь что еще — никогда ничего не бойся. Ничто не может навредить тебе сильнее, чем собственные дурные помыслы.
А она и не боится. Теперь. А ведь испугалась, когда снова встретилась с Петром в Лондоне. Дедушка правильно говорил: ничто не может тебе навредить, кроме собственных мыслей.
Она не позволит им этого, потому что за годы, прошедшие после первого полудетского брака, она стала другой. Милый мальчик, он был не для нее, самостоятельной и сильной. Она смотрела на него через неделю после свадьбы и спрашивала себя: разве можно доверить ему свою жизнь? Дело не в том, что он обманщик, он просто слабый и не справится даже с собственной жизнью. Поняла она и себя — у нее самой властная натура, сильная, энергичная, и она не может быть женой слабого мужчины. Она его просто задавит.
Петр Суворов мужчина сильный, бесспорно, это видно за версту. И вряд ли ему нужна слабая женщина.
Так что же, мадам, спросила она себя, похоже, вы мысленно нарушаете распорядок собственной жизни? Уж не собрались ли вы переменить ее?
Она погладила Торика, который подбирался к ее лицу, так и норовя лизнуть. От мыслей, которые крутились в голове, наверняка ее тело стало теплее обычного, сердце билось быстрее. И бедное животное, которое чутко реагировало на все перемены в ней, как любое, более чуткое чем человек, существо, не могло понять, что происходит, и решило проверить, не надо ли прибавить ласки своей хозяйке.
