Юлия Данцева - Мастер и Виктория
В понедельник, когда я корпела над счетами за электричество и воду, меня вызвал к себе Зимин.
Я вошла и осторожно присела на край стула. Зимин стоял, прислонившись к письменному столу. Его губы тронула усмешка.
- Побаливает? – спросил он.
Я фыркнула и хотела уйти, но он схватил меня за руку.
- Не бесись. Я только хотел еще раз напомнить, что Исповедник выбрал тебя из девяти претенденток. Дорожи этим. Он лучший. Он поможет тебе.
Когда я вышла из кабинета, Алиса, та самая секретарша с иссиня-черными волосами и макияжем «смоки айз», спросила:
- Ты новая сабочка Исповедника?
Я опешила. За два года, что я проработала в «Спейсере», эта странноватая девушка ни разу не удостоила меня разговором или даже взглядом.
- А что? – ответила я вопросом на вопрос.
- Повезло, - Алиса посмотрела на меня с завистью. – Меня он в свое время не выбрал. Служи ему хорошо, детка, и станешь уважаемым человеком в Теме.
- Ты хотела быть его нижней? – удивилась я.
- А кто не хотел? - усмехнулась секретарша. – Это как пропуск в элиту. Он приказал тебе ходить в кардиозал?
- Ага, - ответила я. – А ты откуда знаешь?
- Детка, - Алиса покровительственно улыбнулась мне, – я в Теме четыре года. Вкусы Исповедника известны. И он их не меняет. Меняет только сабочек. Не реже чем раз в полгода. Не думаю, что ты продержишься дольше. Хотя ты странная. Есть в тебе что-то такое… Кстати, можем пойти вместе. Я в этот зал хожу давно. Познакомлю с тренером нормальным, который лапать не станет.
- Хорошо, - согласилась я.
Так началась наша странная дружба.
Неделя прошла незаметно. Мои мышцы болели от непривычных тренировок, но я чувствовала себя гораздо лучше. В моей голове словно навели порядок. Мысли текли плавно и стройно. Господин Кац был мною очень доволен и даже посоветовал мне пойти на бухгалтерские курсы.
Уходила с работы в пятницу и волновалась, будто перед первым свиданием. Пока ехала в метро, не могла успокоить сердцебиение, взлетела по уже знакомой лестнице без пяти восемь и, затаив дыхание, нажала на звонок.
И только когда я уже стояла обнаженная на коленях в своей комнате, с ужасом поняла, что забыла про депиляцию. Это осознание придавило меня к полу, словно бетонная плита. Я слушала его мягкие шаги, и мне казалось – это идет моя Судьба.
- Так-так, - он спокоен и печален. Разочарован. И это разочарование хуже, чем если бы он ударил меня по лицу.
Слезы текли по щекам, но говорить я не смела.
- Почему, Виктория? Это невнимание и неуважение. Хочешь что-то сказать?
- Простите, монсеньор, - еле выдавила я: слова будто примерзли к небу. Оправдываться глупо. Молча дрожала и краснела от стыда.
- Я не люблю начитать сессии с наказания. Поэтому накажу тебя завтра. Десять ударов плети. Ты будешь считать и просить о каждом следующем. А сейчас постарайся загладить свою вину. Ты знаешь, зачем ты пришла ко мне?
- Да, монсеньор, - меня переполняло раскаяние и радость от того, что я точно знаю ответ. И он искренний. – Служить вам, монсеньор!
- Хорошо, Виктория, – мне показалось, что лед в его голосе подтаял. – Начни свое служение ртом.
Он не уходил от меня до самого утра. И даже позволил мне кончить несколько раз. Оставил меня на кровати, заботливо укрыв пледом. Сил на душ не осталось. Но я знала, что служила ему хорошо.
А утром состоялось мое наказание. Это была моя первая серьезная порка. Чистая, испепеляющая разум боль. Но я выдержала. И даже не сбилась со счета.
Глотая соленые слезы с привкусом крови из прокушенной губы, услышала пение ангелов: «Ты молодец, Виктория. Я тобой так горжусь».
Урок я выучила хорошо. Наказывать меня Исповеднику пришлось снова только спустя два месяца. Я опоздала к нему на полчаса. По большому счету моей вины не было – все московские пробки, в которых застрял крошечный автомобильчик, подаренный Исповедником по случаю моего дня рождения. Я успела за месяц научиться его водить, а с получением прав помог Зимин.
На этот раз Исповедник выбрал деревянную лопатку. Это было очень больно. Задница болела почти неделю.
А однажды я умудрилась подхватить простуду. Провалялась в постели с температурой две недели и не смогла выполнять свои обязанности. О моей болезни Исповедник узнал, скорее всего, от Зимина. Тем же вечером он был у меня в квартире с пакетом лекарств. Ухаживал за мной, как за родной дочерью. Растирал, ставил горчичники, поил микстурой от кашля и заботливо укутывал одеялом. Правда сразу же сообщил, что я понесу жестокое наказание за пренебрежение своим здоровьем и за то, что лишила его удовольствий на время болезни.
Так моя задница познакомилась с плетеным кнутом. Этот девайс, как оказалось, был его любимым. И владел он им совершенно виртуозно.
Но Исповедник не так просто носил свое имя. Каждую сессию он заканчивал долгой беседой.
Мы говорили о разных вещах. Он постоянно ставил меня в тупик, перескакивая с темы на тему, задавая вопросы, отвечать на которые было иногда стыдно, иногда больно. Иногда просто невозможно. Но я знала, что не ответить не могу. И даже не потому, что потом буду наказана. А просто потому, что он был моим Исповедником.
Он познакомил меня с собой. Со своим телом, со своей душой. Несмотря на то, что два дня в неделю была его собственностью, его вещью, я стала относиться к себе с уважением. Он заботился обо мне. Радовался каждому моему успеху. Огорчался вместе со мной промахам. Я чувствовала, что ему доставляет удовольствие моя боль, но его печаль была такой искренней. Он был всегда справедлив. Я знала, что и муки и удовольствия мною заслужены.
За то время, что была его нижней, я закончила бухгалтерские курсы, и он устроил мне праздник по случаю получения диплома. Научил кататься на горных лыжах, ездить верхом. Он водил меня в музеи и на выставки. Советовал, какие прочитать книги, какие посмотреть фильмы. А потом мы вместе их обсуждали. Я чувствовала себя родившейся заново. Он меня менял, лепил, ваял, будто скульптор. И ему нравился результат своей работы. От той никчемной, избитой, оттраханной суки не осталось ничего. По крайней мере, так я думала.
Исповедник как-то сказал, что видит во мне потенциал топа. Конечно, спорить я не посмела, но искренне удивилась и не поверила.
Однажды он взял меня с собой на тематическую вечеринку в один закрытый клуб. Я очень волновалась. Специально для меня было куплено вечернее платье, длиной едва доходящее до колен, с открытой спиной, глубокого изумрудного цвета, выгодно подчеркивающее мои темно-рыжие волосы и бледную кожу. И перед самым выходом торжественно надел на меня серебряный ошейник с выгравированными на нем двумя ладонями, сложенными в молитвенном жесте. Знак того, что я – его собственность.
