Елена Рахманова - Женское счастье
Старушки тут же окружили Севу и принялись отговаривать. Сошлись на том, что Ирина будет чинить запор под руководством многоопытного супруга.
Сева действительно был многоопытен в том, что касалось, например, автомобилей и какой-либо другой техники. Он мог разобрать до винтика и собрать снова любой механизм, правда разложив все это на чистом столе или другой аналогичной поверхности и держа в руках холимый и лелеемый дорогой импортный инструмент.
– Техника меня любит, – не раз говаривал он и отвечал ей взаимностью.
Именно поэтому их дом был набит предыдущими моделями приемников, электробритв, часов. Новые покупались – как же без этого, а к старым прикипело сердце – разве можно выбросить то, что служило тебе верой и правдой? Однако к столярным работам Сева был расположен куда меньше…
Ирина тем временем сидела на корточках перед лежащим в пыли папоротником.
– Его еще можно спасти, – вынесла она свой вердикт. – Но на клумбу он уже не годится. Я его на прежнее место посажу, а вместо него…
– А вместо него мы будет чинить щеколду, – напомнил ей Сева.
«Господи, как же не хочется делать то, что надо, – с тоской подумала Ирина. – По-моему, это на всю жизнь вселяется в нас с детства. С первой ложкой манной каши».
– Как скажешь, дорогой, – ласково ответила она. – Только корни папоротнику прикопаю, и я вся твоя…
Глава 6
Тяжелые сумки оттягивали руки, ноги в туфлях на каблуках гудели от усталости, но на этот раз ей было все-таки чуть легче обычного. Все обитатели дома находились под присмотром подруги, на которую можно было положиться. А посему Татьяна шла от станции к даче медленнее, чем всегда, даже смотрела по сторонам, отмечая, что новенького на знакомых участках. Большинство из них разительно изменились, обретя черты загородных усадеб нынешних хозяев жизни.
Но думать о том, куда деваются их прежние владельцы, было тревожно, и Татьяна с удовольствием предалась своему тайному пороку: прекрасным грезам о том, чего никогда не будет. Она видела мужчину, сильного и уверенного в себе, с лаской во взоре и тихим голосом.
Он один во всем мире понимал ее с полуслова, с полувзгляда, с полужеста даже тогда, когда она сама себя не понимала. А посему она знала, что может полностью положиться на него, довериться ему во всем.
Но он не только понимал, он еще и дивился ее тонко чувствующей душе, самоотверженности, ее готовности отдать всю себя любимому человеку. И отвечал страстно на ее желание любить и быть любимой. Он берег ее.
Этот «он» был все время разный – в зависимости от состояния Татьяниной души, только что прочитанной книги, погоды, наконец. Когда лил дождь, он, темпераментный красавец, согревал ее в жарких объятиях перед горящим камином. Когда светило солнце, он трогательно обнимал ее за плечи на опушке березовой рощи под завораживающий шелест листвы и пение птиц. Поэтому ей никогда не надоедало быть с ним и упиваться минутами их близости…
Татьяна прекрасно знала, что мечты, нацеленные на конечный результат, – это благо, это стимул к созидательному действию. Ее же грезы не имели ничего общего с реальной жизнью. Более того, лишь подчеркивали неполноценность, убогость того существования, которое ей было предопределено вести до конца дней своих. А против судьбы, как известно, не попрешь.
«Так зачем же терзаться сказочными видениями? – как-то спросила она себя. – Разве после них не труднее возвращаться к обыденной жизни? Разве не убийственным выглядит контраст между тем, что есть, и тем, чего тебе так не хватает?»
«Да ничего подобного!» – поняла Татьяна и несказанно обрадовалась. Просто надо четко разграничивать эти две сферы бытия: в одной она живет, в другой – дает себе маленькую передышку от обязательности и предсказуемости первой. Человеку, особенно женщине, просто необходимы заоблачные положительные эмоции, когда можно безоглядно верить в ниспосланное тебе судьбой счастье и знать: что бы ни случилось, оно всегда останется с тобой…
Сейчас глаза у него были серо-зеленые, того непередаваемого оттенка, который был у маленького торфяного озерца, прозрачного до самого дна. Он приблизил к ней свое лицо, и она почувствовала, как ее губы словно сами собой приоткрываются в счастливой полуулыбке ожидания того, что непременно сбудется…
– Эй! Чего лыбишься, курица безмозглая! Он же не целует, он же давит!
Эта тирада, произнесенная грубым, резким голосом, визг тормозов и туча взметнувшегося песка и мелких камешков из-под колес слились для Татьяны воедино. Она застыла как громом пораженная, когда сбоку от нее замерло нечто огромное и черное. Лишь минуту спустя она увидела, что это заляпанный грязью массивный джип.
Дверца резко отворилась, едва не сбив Татьяну с ног, и на нее из-под сведенных бровей посмотрел малосимпатичный тип со знакомой цепью на шее и обломком веточки в зубах.
Татьяна судорожно вцепилась в сумки и огляделась вокруг. В этот сумеречный час на улице, как назло, не было ни души. Вот так влипла!
– Смотреть по сторонам, когда улицу переходишь, тебя что, мама не учила?
– Простите, – пролепетала она и добавила, как маленькая девочка: – Я больше не буду.
– Что-то с трудом верится, – усмехнулся Гоша. – В твои годы уже поздно учиться уму-разуму.
«Хам, хам и еще раз хам! Самый настоящий наглец!» – мысленно возмутилась Татьяна и хотела было удалиться с гордо поднятой головой. Но тяжелые сумки гнули к земле, а ноги после пережитого потрясения дрожали и не желали слушаться. Тогда она попыталась презрительно фыркнуть, но вместо этого испуганно пискнула, как мышь, перед носом которой захлопнулась дверца мышеловки:
– Что это вы себе позволяете?
Да и как тут было не испугаться снова? Гоша нагнулся, легко выхватил у нее одну из сумок и зашвырнул на заднее сиденье, и так уже порядком заваленное коробками и мешками. Затем потянулся к пассажирской дверце джипа и распахнул ее со словами:
– Залезай, нам все равно по пути.
Как бы она гордилась собой, если бы могла пренебрежительно бросить через плечо: «Простите, но вы ошибаетесь. Нам с вами по пути быть не может!» Но сумка со снедью весила восемь килограммов, а на даче ждала любимая мама в компании двух трогательных старушек, которым не станешь объяснять про ущемленное самолюбие и женскую гордость. Ни к чему их тревожить лишний раз, им и так довелось много чего пережить в их непростой жизни…
И Татьяна, опустив взгляд и обреченно вздохнув, как побитая собака обошла машину и неловко влезла в джип. Она устроилась на сиденье, отодвинувшись как можно дальше от водителя, вторую сумку поставила у ног и закрыла дверцу.
«У него же щетина не только на щеках, но и на шее», – поразилась Татьяна и, перехватив насмешливый Гошин взгляд, смутилась. Но когда машина тронулась с места, ей снова стало не по себе. Она уже давно не оказывалась наедине с мужчиной. А этот к тому же даже на расстоянии внушал ей непреодолимый ужас. В тесном же пространстве салона, забитого всякими вещами, она еще больше ощутила себя зверушкой, оказавшейся в ловушке, из которой нет спасения.
