Карли Филлипс - Холостяк
— Если это вообще возможно, — пробормотала она себе под нос.
Роман услышал и поинтересовался:
— Что возможно?
Шарлотта замотала головой:
— Не важно. Так что случилось? Речь пойдет о воре, который ворует трусы?
Роман кивнул.
— Твой товар.
Он прислонился к стене рядом с Шарлоттой.
Она спросила:
— Какие модели?
Рик в свой прошлый визит не вдавался в подробности. Роман замялся, неловко кашлянул и покраснел.
— Женские трусы.
Шарлотта усмехнулась:
— Ну и ну, неужели есть вещи, которые могут вогнать в краску одного из братьев Чандлер?
Роману изменила его обычная уверенность, его смущение приоткрыло Шарлотте новую сторону его личности, более уязвимую. И она была благодарна за эту привилегию, а ее сердце дало сбой в защите и приоткрылось ему навстречу.
— Я не шучу, — сказал Роман, не сознавая, как подействовало на Шарлотту его смущение.
Она подумала, что так и должно оставаться.
— У этого типа, наверное, фетиш или что-то в этом роде.
Фетишист, зацикленный на женских трусиках. Шарлотта с сомнением покачала головой, но потом до нее дошел смысл слов Романа.
— Ты сказал «у этого типа». Почему ты думаешь, что это мужчина? Так считает полиция?
— Об этом тебе надо говорить с Риком.
Шарлотта кивнула, потом помолчала и добавила:
— Но ты ведь понимаешь, что украденные вещи может незаметно для окружающих носить только женщина? Если только это не мужчина, который обделен по мужской части.
Ей удалось рассмешить Романа.
— Шарлотта, веди себя прилично!
От его улыбки все ее тело охватило приятное тепло. Выражение избитое, но оно точно описывало ее состояние.
— Так какой марки были украденные трусики? В моем магазине продается много моделей.
— Опять же, подробности узнавай у Рика, но он упоминал кружевные трусики, как те, которые выставлены в витрине. Он сказал, что они ручной работы, это правда?
Шарлотта связала их сама. Ее изделия были эксклюзивными, модными и очень личными, они не предназначались для того, чтобы стать чьим-то фетишем или игрушкой извращенца. У нее были свои причины на то, чтобы не оставлять хобби, которое стало одним из главных элементов ее бизнеса. Но Шарлотта и помыслить не могла о том, чтобы делиться глубоко личными тайнами с Романом, безопаснее было бы держаться от него на расстоянии, подробности, связанные с этими вещицами, могли бы привести ее на настоящее минное поле эмоций.
Плетение кружев открывало окошко в ее душу, и обсуждение этой темы могло бы рассказать ему о ее глубокой боли и разочаровании. Потому что этому ремеслу, как и вязанию, Шарлотта научилась у матери. Для Энн вязание и плетение кружев стало средством ухода от действительности — после того, как отец Шарлотты, искатель славы, бросил их. Девочке тогда было девять лет. Однажды утром он заявил, что его ждет Голливуд, и ушел, чтобы возвращаться домой лишь изредка, когда вздумается. Шарлотта очень боялась, что может сама угодить в ту же колею с Романом, так сильно он ее притягивал.
Роман кашлянул. Шарлотта заморгала.
— Я знаю, о какой марке речь, — сказала она наконец. — Чем я могу помочь полиции?
— Пока Рик только хочет, чтобы ты была в курсе. Уверен, когда ему что-то понадобится, он сам с тобой свяжется.
Шарлотта кивнула. Молчание затягивалось, и она попыталась найти нейтральную тему для разговора.
— Как самочувствие твоей матери?
Лицо Романа смягчилось.
— Она держится. Ей разрешено одно какое-нибудь занятие в день вне дома, а потом она отдыхает. Мне стало спокойнее, когда я увидел ее своими глазами, а то звонок Чейза напугал меня до смерти.
Шарлотта всем сердцем сочувствовала Роману, ей очень хотелось помочь ему, облегчить его боль и страхи. Но она не могла себе позволить более глубокую связь, чем уже существовала между ними.
— Когда ты вернулся в город? — спросила она.
— В субботу рано утром.
А Райну увезли на «скорой помощи» в пятницу поздно вечером. Шарлотта поразилась заботливости Романа. В этом отношении все три брата были очень похожи друг на друга. Шарлотте хотелось бы, чтобы он стал таким же заботливым по отношению к ней, но она понимала, что, даже если такое случится, долго оно не продлится.
Роман выдохнул и в несколько широких шагов подошел к Шарлотте. Когда он остановился рядом, большой, сильный, ее сердце забилось быстрее, она ощутила тепло его тела вместе с теплом собственного желания, охватившего ее. Роман обладал врожденным великодушием, это у него семейное. Он мог бы дать ей все, чего она желала, но только не навсегда, с грустью подумала Шарлотта.
Роман протянул руку и взял Шарлотту за подбородок, вынуждая поднять голову и посмотреть ему в глаза.
— Будь осторожна. Давай говорить начистоту, Рик не знает наверняка, кто совершает эти кражи — какой-то тип с придурью или настоящий сумасшедший.
У Шарлотты мурашки побежали по коже.
— Со мной все будет хорошо.
— Уж я постараюсь, чтобы так и было.
В хрипловатом голосе Романа слышалась забота, о которой она мечтала, у нее ком подкатил к горлу.
— И еще одно, — сказал Роман. — Рик не хочет поднимать вокруг этого дела шум. Полиции ни к чему, чтобы в городе началась паника или слухи о воре, который крадет трусы, распространились, как степной пожар.
— Как будто слухи в этом городе можно контролировать. — Шарлотта поджала губы. — Но от меня никто не услышит ни слова.
Она проводила Романа до двери, разрываясь между желанием его задержать и сознанием, что ему лучше уйти. Он в последний раз удержал ее взгляд, и вот уже дверь за ним закрылась. Ладони Шарлотты вспотели, сердце билось учащенно, и вовсе не из-за страха перед вором. Она вернулась к белью, оставленному на прилавке, и мысленно напомнила себе, как обстоят дела в реальности. Наверное, на всей планете нет двух людей, настолько непохожих друг на друга, как она и Роман. Он гоняется за ускользающим и любит вызов, а ей нужны постоянство и комфорт заведенного порядка. Даже недолгий период жизни в Нью-Йорке, когда она училась в школе моды и проходила стажировку, она рассматривала как вынужденную необходимость, хотя это и было увлекательно. И как только появилась возможность, Шарлотта сразу же вернулась в Йоркшир-Фоллз. А Роман сделал своей целью держаться подальше от родного города.
Когда-то Шарлотта порвала с ним, потому что он не скрывал, что ему не терпится покинуть Йоркшир-Фоллз, и она сделала вывод, что он принесет ей одну только боль. Ничто из того, что он сделал в жизни за это время, не давало ей оснований считать, что в этом отношении он изменился. Шарлотта от всей души хотела бы, чтобы между ними все могло быть по-другому, но она хорошо понимала, как обстоят дела в действительности, — понимала так, как может понимать только человек, знающий это на собственном опыте.
