Разрушение в школе Прескотт - Кейтлин Морган Стунич

— Отпусти меня, — сказала я, но Кэл проигнорировал меня, наклоняясь так, что его губы оказались рядом с моими. Мое сердце колотилось, как сумасшедшее, но я не была уверена, что делать. Я хотел уйти отсюда, но куда я пойду? Лгунья. Ты совсем не хочешь уходить, так ведь?

И это худшая часть всего: я не хочу.

Я хочу остаться с парнями Хавок, я хочу быть девушкой Хавок.

Всегда хотела, с восьми лет. Они тогда могли не называться Хавок, но они все еще были моим мальчиками.

Когда Кэл повернулся и прижался свои ртом к моему, я увидела звезды. Пальцы моей правой руки вцепились в его футболку, а мое выгибалось, словно мы снова танцевали. Его рука с татуировкой балерины обвила мою талию, когда он отпустил мое второе запястье. Я вдохнула, когда он снова поднял меня и прижал к зеркалу, мои ноги обвились вокруг него, лодыжки сомкнулись.

Каллум вспотел, его щеки порозовели от тренировки, которую он, должно быть, провел до моего прихода. Мне стало интересно, вдруг ему тяжело меня поднимать, учитывая его травмы, но он не вел себя так, словно я ничего не вешу. Его пальцы скользят по моим волосам и касаются моего лица, а большой палец проникает между губами. В этот раз, когда он наклонился ко мне, то поцеловал в шею, вместо рта.

По горели огнем по моим венам, переходя в пальцы рук и ног, заставляя мою киску пульсировать, когда он прижимает свою эрекцию к моему тазу. Этого сложно не заметить за его спортивным штанами. Каллум ждет бита в песне, а потом он начинает двигаться в ритм музыке, возбуждая этим восхитительным трением между моими бедрами.

Тогда же отключилось электричество, и студия погрузилась в темноту.

— Блять, — это единственное слово, которое он смог сказать, прежде чем полил дождь, разбивая старый люк. Песня закончилась, и неожиданно в студии стало чертовски тихо. Часть меня задавалась вопросом, не были ли некоторые из этих пикающий звуков, которые я слышала, мечтами Каллума, разбивающие стекло тоненькой крыши над нашими головами. — У нас всегда не вовремя, так? — спросил он, но я не уверена, что поняла, о чем он, кроме того, что я была здесь, стояла под ливнем.

Кэл отпустил меня, и я оттолкнула его. Он немного споткнулся, но только потому, что он позволил мне помыкать им.

Его голубые глаза наблюдали за мной, когда я направилась к двери, толкая ее обеими руками. Я оставляла за собой маленькие брызги крови, а мои босые ноги размазывали их, пока я продолжала идти по коридору, не заботясь о том, что я оставила свою обувь.

У парней Хавок было видео, вне зависимости от того где и как они его получили.

Они не сказали мне о нем.

Хуже: они позволил Тингу осквернить дом Аарона, испортить и без того дерьмовый Хэллоуин, издеваться надо мной.

Они позволили ему встать на ноги, и я не уверена, что когда-нибудь смогу простить их за это.

К моменту возвращения в дом Аарона, я была вспотевшая, а ноги болели, но у меня уже давно закончился запас проклятий.

Груба рука хватает меня за запястье, когда я проходила по заросшему саду, и мои инстинкты «дерись или борись сильнее» заработали. Я замахнулась левой рукой в сильном ударе, но мой нападающий перехватывает его, удерживая меня от его убийства на долго, чтобы я смогла понять сквозь наполненное адреналином помутнение, что человек, с которым я боролась, был Виктор Ченниг.

— О, прекрасно, — огрызнулась я, отдергивая свою руку от него и желая, чтобы моя кожа не была помечена его прикосновением. — Определенно последний человек, которого я хочу сейчас видеть, — я посмотрела в его черные глаза и почувствовала, как ярость начинает прорываться и гореть по краям моего зрения. Вик — лидер. Он тот, кто должен нести ответственность. По умолчанию, решение остается за ним и он проебался.

— Как ты могла так сбежать? — спросил он, его голос был темный, низкий и опасный, его волосы были влажными и падали на его прекрасное лицо. Он хмуро смотрел на меня, ноздри раздуваются, когда он берет меня на руки, как сбежавшего ребенка, которого нужно держать в узде. Вот тебе и девушка Хавок, да? Если бы я ею была, то они бы рассказали мне. «Ты теперь девушка Хавок, и мы не храним секреты друг от друга». Что за бред. — Мы посреди войны, Бернадетт. Ты это понимаешь? Тебя могли убить, — он на мгновение остановился, а потом отвел свои темные глаза от моих. — Или хуже, — Вик сплюнул на мокрую траву, а потом достал из заднего кармана пачку сигарет.

Я ничего не сказала.

Я боялась сказать что-то, что я чувствую. Скорее всего, это было то, о чем потом сильно пожалею.

Виктор неудачно пытался зажечь сигарету, дождь пропитал его одежду, так что она прилипала к его мускулистому телу. Мои глаза задержались на его груди, несмотря на мои сомнения, вопреки моей ненависти. Часть меня — животное, и ей все еще нужен ее альфа-самец. Я стиснула зубы против этого желания.

— Ты солгал мне, — сказала я, слова вырывались шипением. С учетом того, что произошло прошлой ночью, я думаю, что испытывала некий шок. Сейчас мир казался абсолютно понятным. — После всего дерьма о том, что твоя единственная валюта — правда. — я сымитировала голос Вика, и он ухмыльнулся мне, словно у него было хоть какое-то право смотреть так на меня.

— Никто тебе не врал, Бернадетт. У нас много информации. Мы распространяем ее по принципу «кому надо — тот знает», — он потянулся, чтобы снова схватить меня, но я сделала шаг назад, оставляя между нами нужное расстояние. Вик испустил тяжелый вздох, и я клянусь, что если бы не слышала смех Хизер через окно, то напала бы на него. — В Хавок нет секретов, нет лжи.

— Тогда откуда ты получил это видео? — огрызнулась я, замечая Оскара, когда он был направлялся через передний