Нелюдимый (СИ) - Алена Февраль
Я скорее всего не плачу, сейчас мое лицо мокрое от разошедшегося дождя, а не от слез, саднящих горло. За эти три дня я пережила уже столько… И зачем только Дима решил влезть в мою жизнь? Ещё и Кос…
Интересно, если я сейчас промокну, затем сильно заболею, а потом и умру, кто-нибудь станет по мне плакать? Или сожалеть о моей смерти? Возможно папа! Хотя…
Папа… наверное недолго будет горевать по мне. За все годы, что я жила в семье Бойцовых, мы в совокупности проживали, на одной территории, месяца три, а то и меньше. Отец обычно приезжал раз в полгода и дней на пять задерживался в городе. Все пять дней Бойцов-старший, в полной мере этого слова, отдыхал: он либо спал у себя в комнате, либо встречался с друзьями. Еще он, совместно с Димкой, ругал меня, наказывал и лишал всяких благ.
Восемь лет назад, на моё десятилетие, папа впервые приехал с севера и привез мне огромную коробку, в которой лежала железная дорога. Красивые вагоны, станции, здания, дома… Фигурки людей и животных… чего там только не было. Разбирая коробку и разглядывая чудесный подарок, я уже представляла как мы сядем с папой на пол и будем собирать это великолепие. По другому ведь и быть не может. В фильмах, которые я тайно смотрела по ноуту, всё происходило именно так. Счастливая семья, совместный обед и веселые игры…
А что вышло в итоге… Отец наказал няньке купить мне торт и ушел к другу на крещение сына. Я когда про это узнала, измазала всю папину кровать тортом. А железную дорогу сложила назад в коробку и отнесла соседскому мальчишке. Ему она как раз подойдёт.
Колькины родители практически каждый вечер с ним играли и вместе ужинали. Я эту картину каждый день у них в окошке наблюдала. А на утро, я стреляла в него с забора прищепками, чтобы Колька хоть на мгновение почувствовал — в жизни боль случается тоже. Помню однажды вышла Колькина мамка и увидела мой обстрел. Я тогда подумала она мне наподдаёт, но нет… Она посмотрела на меня как-то грустно и тихо проговорила Кольке.
— Позови Киру к нам поиграть, а то она заскучала.
Я не пошла, но и обкидывать соседа больше не стала.
Когда моя куртка окончательно промокла, я неохотно поднялась с лавочки и пошла пешком в сторону дома. Последние деньги я потратила на дорогу до Белки, поэтому других вариантов добраться до квартиры, у меня не было.
Пока шла иногда пряталась от дождя — то под дерево, то под козырёк, но даже это не спасло: я промокла до нитки. Еще и кроссовки набрали воду и я хлюпала в них, словно в ластах.
Но так вышло, что мокла я зря. В квартире никого не оказалось, а вышедшая на мой громкий стук соседка, по совместительству старуха Шапокляк, очень едко мне прошипела.
— Чего ты так долбишь, холера!? Ключ тебе на что!?
— Нет ключа, — стуча зубами от холода, ответила я и тогда Шапокляк, ещё более зло проговорила.
— Они уехали рано утром. Дима с Олюшкой к её родителям на неделю укатили. Знакомится поехал твой брат, холера. Может женится собрался…
Я ещё сильнее задрожала и до хруста в пальцах вцепилась в дверную ручку.
Вот значит как…
Не помню как я шла, куда двигалась… Как хмельная, я брела по улицам города, а голова просто разрывалась на части от безжалостных мыслей: «я никому не нужна», «меня все кинули»…
Они взяли и отвернулись от меня, как от приносящего неприятности паразита. Перешагнули и пошли своей дорогой. А мне то куда идти? Снова с моста прыгнуть? Только уже намертво, чтобы не марать идеальный мир людей своей пропащей душонкой.
Дождь уже давно кончился. Вокруг снова все жило и двигалось… Одна я, продрогшая от дождя и боли, безжизненно брела по городу.
Не знаю, что меня привело в район Григорьева — физика… механика… инстинкт самосохранения. Не представляю, что мной двигало и руководило. Я шла-шла и вдруг очнулась напротив гаражного бокса, где работал Кос. Марья Ивановна ещё утром дала мне адрес и номер гаража. И хотя я даже не пыталась ничего из её слов запомнить, а оказалось, что где-то это осело и прижилось.
В полном сознании, под светом заходящего солнца, я уже практически дошла до нужного гаража и замерла…
У открытой железной двери стояла камрюха, а рядом с ней стояли четыре человека и курили, гладя на машину. Мужчину и высокую шатенку я никогда не видела, а вот худющую блондинку, которая только что не терлась об Григорьева, я узнала сразу. Это Лиза — одноклассница Димы с Максом и Игоря с Костей. Она ещё хуже королевишны ОлЕньки. Заносчивость и стервозность — главные черты этой дивы.
Вся компания что-то тихо обсуждали, а незнакомый мужчина всё время показывал Косте на машину. Кос был одет в обычные спортивные штаны и свитер, а вот мужчина и девушки словно сошли с обложки журнала.
Интересно, Лизка для Кости нацепила настолько короткое платье и ботфорты или она по жизни проститутка?
Я уже хотела развернуться и уйти куда глаза глядят — мне стало значительно хуже, а внутри с новой силой завибрировала прежняя мысль: надо наведаться к мосту. Перед глазами всё закружилось и я на секунду замерла. Вдохну порцию воздуха и тогда уйду, но…
Но тут Кос словно что-то почувствовал и повернул голову в мою сторону. Наши глаза скрестились и он почему то резко изменился в лице. Даже побелел и сигарету выронил изо рта.
Что именно так его ошарашило, я понять не успела: свет в глазах окончательно потух и я повалилась на землю.
— Кира! Кира, ну давай же! Приходи в себя, — первое, что я услышала, когда вышла из сумрака, — блядь, ну наконец-то. Посмотри на меня…
Я открыла веки и взглянула на склонившегося надо мной Коса.
— …ты как? В себя приходишь?
Беспокойный Костин взгляд и его холодные руки на лице, окончательно вытащили меня из тени. Я даже смогла самостоятельно сесть.
Оказывается, что теперь я лежала не на земле, а на мягком сером диване, и была я уже не на улице, а в небольшой полутемной комнате. Но главным стало то, что здесь было очень тепло, даже жарко, поэтому тело сразу стало отходить от многочасового переохлаждения.
— Да, — хрипло ответила я, когда по телу побежала судорога, — где мы?
