Поздний экспресс - Дарья Волкова
– Список чего? – Вик смотрит на протянутый ему лист бумаги. «Список» – единственное слово, которое он четко понял. Остальное – вакуум… при чем тут вакуум… жизнеспособен… кто жизнеспособен… какая тактика?
– Список того, что больной сейчас нужно. Включая медикаменты и средства гигиены. Желательно это доставить сегодня. Успеете?
– Да. – Что он еще может ответить? – А с Надей… – он не знает, как толком сформулировать свой вопрос. – Всё в порядке?
– В порядке? – желчно переспрашивает доктор. Потом все же смягчается – молодой же совсем парень, какой с него спрос? – Насколько это возможно в данной ситуации – да.
– А я могу ее… увидеть?
Молодой, но настырный.
– Сейчас нет. Говорю же: ваша Надя в реанимации. Вот в палату переведем – тогда да. А вы пока всё нужное приобретёте – как раз так и получится.
Доктор уходит, не попрощавшись.
Виктор промотался часа три. Сначала домой за деньгами, потом по аптекам. Устал, издерган. За Надю страшно, за себя – противно. Думал, хуже быть не может. Оказывается – может.
– Витька!
Виктор обернулся. По подъездной дорожке, по которой несколько часов назад он сам сюда приехал на карете «скорой помощи», торопливо шагает к нему Люба Соловьева. Ох, наконец-то… Хоть кто-то. А то он уже совсем тут с ума сошел один.
– Люба, привет! Ты не представляешь…
Ему влепили… ну, на пощечину это не тянет. Так, смазали по щеке, даже не больно. Но всё равно – обидно до чертиков!
– Как ты мог? Вик, ты же ей друг! А ты… ты…
Он бы многое ей мог сказать. Про то, что почувствовал, когда понял, что Надя беременна. Про свою панику и полную растерянность. Про то, что он совершенно не понимал, что происходит и что он должен делать. Про все намёки – врача «скорой», врача в больнице, тёти Даши по телефону. Черт его поймет, как он сегодня действовал – на каком-то автопилоте, потому что не соображал ничего. И тут, в довершение всего, еще и Любка… Туда же.
Вик потер рукой пострадавшую щеку. И буркнул хмуро:
– Я тут ни при чем. Это не мой ребенок… был.
– Ой… – Любка выглядит смущенной. – Вить, прости. Я думала, раз уж ты тут… то и…
– Как будто ты не знаешь… – цедит он мрачно. Промолчать бы, но нервное напряжение сказывается. – К кому обращается твоя сестра, если ей не с кем идти в клуб.
– Но это же не одно и то же!
– Для нее, похоже, разницы нет.
Люба вздыхает.
– Как она там?
– Я не знаю. Я три часа по аптекам носился. Вот… – Он протягивает Любе пакет.
– Что это?
– Без понятия! – Ответ прозвучал резко. – Что на бумажке написали, то и купил. Иди уже, – он мотнул головой в сторону крыльца. – Отнеси, ну и узнаешь заодно всё. А то я ни хрена не понимаю, что они там говорят. Вакуум какой-то… При чем тут вакуум, я так и не понял. Дела все эти ваши… женские…
– Жди меня здесь, – Любаша забирает пакет. – Жди! У меня вопросы есть к тебе.
У сестер Соловьевых это семейное! Распоряжаться им как своей собственностью.
К вечеру привычно душно. Через пару часов соберется гроза, это точно. Но и сейчас дышать очень тяжело. А в голове понамешано всего, и на душе погано. Вик пристраивается на старенькой, наполовину сломанной скамейке. Откидывается на спинку, сползает пониже, вытянув длинные ноги. Глаза закрыть. Попробовать отгородиться от всех этих непрошеных мыслей. Вот Люба вернется, он поговорит с ней, а потом домой. А там уже можно подумать. В полной мере «насладиться» выпавшим ему «счастьем».
– Надюша… – на глазах сестры слезы. Тихонько гладит бледную щеку, отводит темную прядь. – Как ты?..
– Всё хорошо, – слабо улыбается Надя. – Люб, ну что ты… Не реви, не маленькая…
– Почему ты не сказала мне? Ты же давно уже знала наверняка! Почему я узнала только сейчас? Я чуть с ума не сошла, когда ты позвонила…
– Я… я не знаю… – Надя вздыхает. – Просто… стыдно стало, наверное. Я ведь даже не помню, как всё это произошло. Это Ромка. Помнишь Рому?
– Так вы ж с ним еще до Нового года?.. – Сестра удивлена. – Ты ж с ним не встречаешься больше?
– Не встречаюсь. Но вот попался он мне. Под горячую… хм… руку. Я в клубе набралась, настроение было… паршивое. Самое гадкое, что я не помню, как это всё… случилось. Утром проснулась у Ромки, голова раскалывается, напрочь не помню, как я к нему ехала. Спрашиваю – у нас было что-то? Он ржет, скотина. Я, говорит, тоже не помню. Хотя так… похоже, что было. Ну, я думала, даже если и было – он озаботился… вопросами контрацепции. А потом выяснилось, что… – Надя судорожно вздохнула, – что он меня поимел… пьяную… как ему удобно было.
– Надя!.. – Сестра потрясена.
– Я всё знаю, – морщится Надежда. – Я полная дура, и так мне и надо.
– Нет, ну что ты! – горячо не соглашается Люба. – Ты вовсе не…
– Еще скажи, что я не виновата, – невесело усмехается старшая сестра. – Я, только я. Урок такой… на всю жизнь. Я ведь не знала, что делать… совершенно. Две недели как в тумане. Я была в панике…
– А я ничего не замечала! – Люба качает головой. – Прости меня, сестричка.
– Я приложила максимум усилий… чтобы никто ничего не заметил. Я… Я аборт собиралась делать.
– Аборт? – ахает Люба, не сдержавшись, громко.
На них оглядываются соседки Нади по палате. Сестры старались говорить негромко, на них и так косились с явным любопытством.
– Ну не рожать же… по пьяни… непонятно от кого… – вздыхает Надя. – А сегодня на занятиях сначала живот заболел. Потом чувствую – мокро. Я в туалет. А там… такое…
– Надюша… – Сестра гладит ее по голове. – Почему ты домой не поехала? Почему к Витьке?
– Я не знаю! Снова дура, не иначе! Я не знаю, почему к Витьке поехала! Мне… мне… страшно стало. Я ничего не соображала. И почему-то… – Надя вдруг отворачивается к стене. Глаза закрывает, зажмуривается. Зачем, действительно, зачем она втянула в это Вика? Но в тот момент, момент паники и страха, ни о ком другом она даже не вспомнила. Будто не было у нее никого, кроме него. Но ведь это не так. Снова поворачивается к сестре. – Люб,
