Одиночество вдвоем или любовь на пятерых - Елена Анатольевна Казанцева
— Я не понял, что за фигня! Что за дом терпимости! — заорал на парочку Кирилл.
Никита с испугу дернулся, девка заорала.
— Кир, Кир, я тебе сейчас все объясню, — залопотал Никитос.
— Что ты мне объяснишь? — продолжал возмущаться Кирилл. — Ник, вместо работы ты тут девок шпилишь! С каких пор здесь обосновался публичный дом!
Кирилл нагнулся, подобрал одежду, что валялась у порога, вышел и выбросил ту за порог.
Небольшой ветерок подхватил вещи, и они приземлились как раз на сучках соседской яблони.
— Кир, ты чо творишь, — за ним выбежал на улицу голый Никита, прикрывая свое достоинство ладонью.
— Ник, тебе пять минут, чтоб собрал свою шмару и убрался отсюда! — орал на Ника Кирилл.
Все это действо происходило на высоком крыльце дома.
В какой-то момент Кир повернулся в другую сторону и его взгляд наткнулся на соседку, что стояла в густой траве. Он ее почти не видел. Из травы торчала макушка в платке и огромные от ужаса глаза.
Только теперь Кирилл понял, как это смотрелось со стороны. Из его дома выбежал голый мужик, чьи трусы сейчас развиваются, как флаг, на ветках яблони.
— Черт, — выругался он, сбежал с крыльца и начал срывать с ветвей одежду. Вот только трусы и лифчик девушки ветер занес почти на самую макушку.
— Соседка, у тебя лестницы не найдется? — осторожно спросил он, обращаясь к густым зарослям.
— В кустах валяется, — пискнула испуганно соседка.
Он, чертыхаясь полез в кусты, исцарапав кожу, порвав рукав на рубашке, наконец, извлек старую, деревянную лестницу. Ей было сто лет в обед, но отбросив трезвые мысли о безопасности, Кирилл приставил ее к дереву и полез вверх.
— Зря вы так, — пробормотала из кустов соседка. — Хлипкая она.
Он почти добрался до вещей, когда скрипнула калитка, и во двор вошёл председатель их садового хозяйства вместе с женщиной бухгалтером. Оба весьма пожилые люди.
— Кирилл? Вы взносы о-о-пла-ти-ли? — тянет председатель, рассматривая предметы женского гардероба, что веселый ветерок треплет в ветвях.
— Яяяя, ааааа? — Кирилл повернулся к ним, неловко вывернув ногу. Лестница и правда была очень неудобная и ветхая.
И тут на крыльцо выскочила мадам в одежде Евы, ни сколько не смущаясь, она уставилась на парочку. А те стояли бледные, разинув рот, теряя вставные челюсти.
— Я ещё долго свои вещи ждать буду, — рявкнула на Кирилла дамочка. — Мне домой чего, голой ехать?
Пожилая женщина бухгалтер испуганно вцепилась в председателя, у нее рот то открывался, то закрывался от возмущения, а в глазах был ужас ужасный. Председатель же уперся взглядом в промежность вертихвостки, казалось, что он готов был захлебнуться слюной. А та стояла на крыльце, повиливая бедрами вправо-влево, не испытывая стыда, словно так и должно было быть.
— Ой, йёк-макарек, — раздалось из кустов. — Писец котенку!
Кирилл дернулся, перекладина лестницы под ним подломилась, и он, матерясь, рухнул вниз, ломая ветки яблони.
— Ну, все! Котенку точно писец пришёл! — последнее, что он услышал из кустов.
Потом Никита матерясь и ругаясь, на чём свет стоит, вез его в травмпункт. Почти час ожидал, пока ему делали рентген, накладывали из полимерной сетки шину. Кириллу повезло, кость только треснула, а не сломалась, но ходить все равно было больно, нога отекла.
— Ну, чего, везти тебя в деревню? — усмехнулся Никита.
— Вези.
— А как на работу добираться будешь? — ерничает Никитос.
— На машине. Нога левая, а в машине коробка автомат, была бы механика, точно бы не смог, — усмехнулся в ответ Кирилл.
— Чё тебя дернула полезть, а главное зачем? — заржал Никита. — Эта дура домой все равно без нижнего белья поехала.
— Ты, Никитос, больше в мой дом шлюх своих не води, и вообще завязывай с этим, — поучительно начал Кирилл.
— Ой, да ладно, началось опять, — Никита отмахнулся. — Сам потом шлюх менять, как перчатки, будешь. Попомнишь меня.
— Чего ты ее в мой дом потащил?
— Так у меня племяшка приехала в гости, поступать в институт будет. Куда мне девку тащить. Шпилиться на глазах у малолетки? Ну, у тебя дом пустой стоит.
— А меня предупредить не мог?
— Ай, отстань, ты и так мне сегодня весь кайф обломал.
Он приехали домой только поздно вечером.
— Ну, вот, в кои веки решил дела сделать. Теперь надо сыну звонить. А как на работу идти? — мысли не давали ему уснуть.
В этот день он не стал звонить Насте.
А для себя решил, что перед соседкой извиниться нужно обязательно. А то получается, что сломал ей лестницу, обломал ветви на яблоне, так теперь, как переходящее красное знамя, на ветвях ее яблони развиваются женские красные трусы и лифчик.
На следующий день его директор завода отчитал на планерке. Работы завались, а он надумал ногу сломать. И только после того, как Кирилл его заверил, что больничный брать не будет, только после этого директор успокоился.
Вечером Кирилл собрался с духом, взял коробку конфет и пошёл к соседке в гости.
Пока пробирался через кусты, чертыхался, про себя десять раз подумал, что пора вырубать эти чертовы кусты и перепахивать бурьян. Наконец он выбрался на тропинку к дому и замер.
Отсюда хорошо были видны окна дома. Занавески хозяйка задернуть забыла. Да никого тут не было чужого, вот и не боялась.
И сейчас Кирилл увидел в освещенном проеме окна прекрасную девушку с белейшей кожей, которая стояла к нему в пол оборота, рассматривая себя в зеркало.
У девушки была прекрасная фигура. Такая женская, приятная, не такая, какая бывает у девушек, что не вылезают из тренажёрных залов, или сидят на диетах, а та красота, которую восхваляли античные скульпторы.
Он стоял и смотрел на девушку, не отрывая глаз.
— Может в гости кто к моей соседке приехал, — подумал он. — Надо бы узнать, познакомиться.
Кирилл сделал шаг, под каблуком его ботинка треснула ветка. На этот звук девушка дернулась и исчезла.
Кирилл заспешил, надо принести извинения, он не хотел глазеть, так уж получилось. Но сделав шаг к крыльцу, и его окатили помоями.
— Сгинь, извращенец, — орала на него соседка.
Она была в толстом байковом халате и с неизменным платком на голове.
В темноте ее сложно было разглядеть.
— Прости-те, — бормотал Кирилл. — Я не хотел.
— Уйди, ирод, развратник, да как вас земля носит, —
