Снегурочка для босса - Алёна Амурская
— Хорошо.
Я с удовольствием устраиваюсь поудобнее и всë свое внимание посвящаю столику с шахматами по правую руку от кресла. Кто-то тут играл партию и забросил почти в самом начале, едва сдвинув несколько пешек. Шахматные фигурки тут хоть и классические, но выполнены из какого-то дорогого материала. Не для простых смертных то есть.
Протягиваю руку, чтобы взять ферзя и рассмотреть поближе.
— Не трогать! — недовольно шипит кто-то. — Как вы сюда попали? Кто такая? Это административный этаж, девушка, посторонним вход воспрещен!
Я аж вздрагиваю от неожиданности.
Одно неловкое движение — и ферзь летит со стола, сбитый моей рукой, словно кегля. Однако напугавший меня сотрудник — какой-то тщедушный юнец с едва пробившимися усами и лохматой, как у хоббита, копной волос, — пулей бросается на пол и перехватывает блестящую фигурку за секунду до столкновения с офисным паркетом.
— Успе… ло! — прерывисто выдыхает он, как-то странно выражаясь о себе в среднем роде. Успело… Ну, ладно, может, оговорился.
— Извините, это случайно, — неловко говорю ему, протягивая руку, чтобы помочь встать.
Но неприветливый лохматый парнишка только бросает на меня исподлобья злющий взгляд. Он вскакивает с пола сам, наспех отряхивая джинсы и мрачно-бордовую рубаху. Одежда на его субтильной фигуре смотрится мешковато и несуразно.
— Вы вообще в курсе, что это очень старая и хрупкая ручная работа? — продолжает шипеть он. — Семейная реликвия! И к вашему сведению, Андрей Борисович разрешает прикасаться к своим шахматам только постоянным партнерам по игре!
Его высокий голос, слишком тонкий для половозрелого взрослого парня, вызывает у меня серьезный когнитивный диссонанс. Но затем на память приходит воспоминание об историческом французском романе с евнухом.
Как-то одиноким осенним вечером я взяла на время потрепанный томик у нашей пожилой комендантши в общаге. О том, как знаменитую красотку-маркизу схватил в плен кастрированный с детства слуга грозного султана, когда она металась по всему Средиземноморью в поисках пропавшего мужа. Именно таким тонким и мелодичным голос евнуха я и представляла по описанию, когда читала книгу…
Так что задумываться о проблеме немужественного тембра этого сердитого парнишки с раритетными шахматами мне как-то резко расхотелось. Мало ли, вдруг ему в детстве что-нибудь прищемили. Вот он — или оно… — и ненавидит теперь всех вокруг.
— Я была не в курсе, — охотно соглашаюсь с его претензией. — Повезло, что вы оказались рядом и спасли семейную реликвию Андрея Борисовича. Уверена, если он узнает об этом, то оценит по…
— Ну уж нет! — обрывает меня парнишка и, лихорадочно оглядевшись, быстро ставит фигурку на место. — Как-нибудь без этого обойдусь.
Я с любопытством разглядываю его.
Эта подростковая поросль на лице такого субтильного дрыща смотрится просто ужасно. Если он надеялся, что она хоть как-то придаст ему больше мужественности, то у меня для него плохие новости. Честное слово, лучше бы сбрил, чем так позориться. А вот глаза у него красивые, несмотря ни на что. Большие, миндалевидные. Как у олененка Бэмби.
— Кстати, меня зовут Вероника, — представляюсь я на всякий случай. — Пришла сюда вместе с Морозовым Матвеем Эдуардовичем. Он скоро подойдет, — и, поскольку собеседник молча хмурится, вопросительно добавляю: — А вы..?
— Ян, — буркает он неохотно и очень недружелюбно, явно желая поскорее от меня отвязаться. — Я новый личный курьер Андрея Борисовича. И приглядываю, чтобы никто не трогал его шахматы.
— Насчет шахмат я уже запомнила, спасибо за предупреждение, — киваю, стараясь придать себе максимально серьезный вид. На самом деле мне хочется улыбнуться, но боюсь, что тогда этот сердитый несуразный паренëк решит, что я над ним насмехаюсь.
Интересно… если эти шахматы реально такие раритетные и важные для Батянина, то к чему их держать в офисе, провоцируя случайных посетителей, вроде меня, потрогать драгоценные фигурки?
Я почти набираюсь смелости озвучить собственную мысль, но в тот самый момент двери лифта на административный этаж с мягким шуршанием распахиваются, и оттуда выходят двое — широкоплечий высокий брюнет с гранитно-жесткой физиономией кавказских кровей и дородная женщина-колобок лет пятидесяти в безразмерном брючном костюме цвета лаванды.
— …а ты подожди Андрея здесь, Артур. Он скоро уже подойдет, — доносится до меня ее радушный грудной голос. — Минут через пять, думаю.
— Блин, — раздается рядом уже знакомое недовольное шипение.
Ощущение легкого сквозняка со стороны Яна заставляет меня машинально повернуть голову. Но на прежнем месте его нет. Что за…
Взгляд улавливает на полу движение, и я с изумлением замечаю подошвы бордовых кроссовок, которые активно уползают под столик с шахматами. Странно. Хотя… может, опять фигурка упала.
— Вам помочь? — слегка привстаю со своего кресла-трансформера.
Вместо ответа из-под столика мне с красноречивым молчанием показывают кулак. Такой же маленький и щуплый, как и его обладатель.
С чувством легкого недоумения я плюхаюсь обратно.
Не понимаю этого чудика. Интересно, он случайно не родственник чокнутого аниматора Крола с новогоднего копоратива?
Тем временем мужчина с женщиной-колобком достигают входа в приемную. Женщина открывает дверь с хозяйской уверенностью, типичной для секретарши в отсутствие своего босса, а гранитнолицый мужчина останавливается возле меня.
— Добрый день, Вероника, — роняет он с равнодушной вежливостью и, поймав мой удивленный взгляд, поясняет: — Мы встречали Новый Год за одним столом.
— А! — спохватываюсь я. — Здравствуйте, э-э…
— Артур. Артур Короленко. Что у вас случилось?
— Мы с Матвеем приехали к Андрею Борисовичу с важным разговором… — начинаю я объяснять, но Короленко обрывает меня:
— Нет. Что у вас случилось конкретно здесь? — и он кивает на столик: — Там кто-то ползает.
Глава 16. Любимчик Батянина
Короленко задает свой вопрос с олимпийским спокойствием человека, которому абсолютно наплевать на ответ. И у меня при этом возникает смутное ощущение, что он обращается скорее к чудаковатому парнишке. То ли хочет завязать с ним разговор, то ли просто посмотреть — пока непонятно…
В любом случае то, что его чем-то заинтересовал именно сам Ян, прослеживается в самом сосредоточенно-пристальном взгляде, которым Короленко сверлит замершую тень под шахматным столиком. И мне кажется, что оттуда исходит волна неподдельной паники.
— Это курьер Ян. Там у него просто… ферзь укатился, — говорю уверенно, поддавшись инстинктивному порыву вступиться за несуразного бедолагу. — Очень ценная фигура. Да и сами шахматы, говорят, раритетные…
Короленко медленно поворачивает голову ко мне с холодным равнодушием каменного истукана.
— Ферзь?
— Ферзь, ферзь, — киваю я слегка нервозно.
Он бросает короткий взгляд на матовую клетчатую доску, где действительно не хватает одной-единственной фигурки.
— Это любимые
