Что-то в большом городе - Дарья Волкова
— Но помогать мне ты не собиралась, — скривил губы Костя.
— Собиралась. Но… могу лишь процитировать тебя. Не знаю, что на меня нашло. У меня было несколько версий того, как объяснить нашу встречу твоему отцу.
— Мне интересно — какие?
— Ну, я думала сказать, что это был тест-драйв после ремонта. Или что мы с тобой на ходу поверяли какой-то стук. Или что я просила тебя пригнать мне машину в центр.
— Все эти версии — дерьмо. Так дела не делаются. Отец бы в это не поверил.
— Вот и я так подумала, — вздохнула Марьяна.
— Как твой рассказ отреагировал отец?
— Он психанул и ушел.
— И ты опять осталась без интервью…
— Нет. Прежде, чем уйти, твой отец дал мне папку со всеми необходимыми материалами. Интервью уже вышло.
— Да ладно?
— Купи свежий номер «Магната» и прочитай.
Костя потер кончик своего породистого носа.
— Ну а приехала потом ко мне зачем?
— Ты не поверишь. У твоего отца было такое лицо, когда я рассказала ему правду… Я за тебя испугалась.
Костя уставился на нее пристальным, практически сверлящим взглядом. Только теперь этот взгляд почему-то оказывал на Марьяну возздействие.
Им принесли заказ.
— Что ты на меня так смотришь? — Марьяна, в попытках избавиться от взгляда Кости, принялась сыпать гренки в суп.
— Просто первый раз в жизни за меня кто-то испугался.
Марьяна замерла. А потом подняла взгляд на Костю. Он пытался усмехнуться, чтобы сгладить смысл своих слов, но выходило у него не очень. Лишь угол рта дернулся.
— Давай есть, Кость. Я, оказывается, ужасно голодная. Наверное, еще что-нибудь закажу, если ты не против.
— Заказывай.
Во время совместного обеда неловкость куда-то ушла. Марьяна решила, что у Кости все это не так серьезно, как прозвучало. Как она услышала. А если и так — то думать об этом надо спокойно и в одиночестве.
— А что твой отец сказал обо мне? — они приступили к кофе. — Если это не секрет, конечно.
— Ну какие у нас могут быть секреты от тебя, Марьяна? Если по факту ты же практически доверенное лицо нашей семьи? — Марьяна укоризненно посмотрела на Костика, а он ничуть не обескураженно хмыкнул. — Говорил, что ты — пронырливая журналистка, которая поставила себе целью написать жареный материал про него, и что через меня ты пытаешься подобраться к нему. Я, в общем-то, сразу не поверил.
Марьяна после паузы кивнула. Это она тоже обдумает потом. Почему Костя «сразу не поверил».
— Как учеба?
— Не начинай, — закатил глаза Константин. Раздраженно фыркнул, а потом добавил: — Половину долгов закрыл — и больше не хочу об этом говорить.
Марьяна снова кивнула.
— Хорошо. О чем тогда будет говорить?
— А ты ни о чем не хочешь меня спросить?
Это была очевидная провокация со стороны Кости. Или проверка. С этими Таммами никогда не знаешь, чего ждать. Но Костя еще слишком открытый и юный, чтобы обыграть ее — в отличие от его отца. Только Марьяне Костю обыгрывать уже и не хочется. И цель ее расспросов — она… она какая-то другая. Совершенно непонятно какая, но другая.
— Расскажи мне о своей матери, — Костя молчал, пристально глядя на нее, и Марьяна вдруг торопливо добавила: — Материал с интервью вышел. Больше я о твоем отце писать не собираюсь. Но, раз уж я, как ты сказал, ваше доверенное лицо…
Костя молчал еще какое-то время, а потом откинулся на спинку стула, повертел на блюдце чашку — в одну сторону, потом в другую.
— Мне нечего тебе сказать.
— Хорошо. Это твое право.
— Нет, ты не поняла. Я просто ничего о ней не знаю.
— А имя?
— Даже имя.
Марьяна уставилась на Костю ошарашенно.
— Как такое может быть? У тебя же есть документы. Ты их не видел, что ли? В свидетельстве о рождении написано имя матери.
— Там в этой строчке стоит прочерк.
— Как?!
— Так бывает, — Костя пожал плечами. — Бывает, что в свидетельстве о рождении в одной из граф стоит прочерк. А бывает, что два прочерка. Но это для найденышей.
Марьяна напряженно обдумывала услышанное. В семье Таммов все еще более запущено, чем она думала.
— А что говорит по этому поводу твой отец?
— Ничего.
— Это как?!
— «Тебе об этом знать не надо» — вот и весь его ответ на этот вопрос. Неизменный всю жизнь. На все мои вопросы о матери он отвечал именно так.
Костя говорил спокойно. Даже нарочито безразлично. Но Марьяна остро чувствовала… боль. Именно боль этого красивого нахального парня. Любому будет больно в такой ситуации
— Но… но ты сказал, что ее почти не помнишь? Но что-то же помнишь?
— Так… смутное что-то… — Костя отвел взгляд, нахмурился. — Я не знаю, это воспоминания или… или это я себе придумал. Я даже не знаю, сколько лет мне было, когда ее не стало. Что-то около трех лет, кажется. Плюс-минус.
— Господи… — не удержалась Марьяна и прижала пальцы к губам. Сейчас от этого разговора у нее буквально защемило сердце. — Ты знаешь, как она выглядела? — Костя отрицательно покачал головой — А фотографии? У вас дома есть ее фотографии? — Костя снова отрицательно покачал головой. — Ничего? Совсем ничего?
Он кивнул.
Что ты за человек, Герман Тамм, что лишил сына любой памяти о матери?!
А Костя неожиданно заговорил. Только теперь его голос звучал уже не так напоказ безразлично.
— Знаешь, есть еще кое-что. Как-то раз… года два, наверное, назад, во время одного из скандалов у отца вылетело имя. Я так понял, что это ее имя. Он сказал: «Ты вылитая Лина!».
— Думаешь, это имя твоей матери?
— Скорее всего, — привычным жестом дернул Костя плечом. — Но только Лина — это же не полное имя? Или полное? Она Лина? Или она Ангелина? Или Каролина? Или еще какая-то Лина?! Я не знаю! — последние слова Костя сказал громко, почти выкрикнул. А потом шумно выдохнул. — Но это и не важно.
Важно, мальчик, важно.