Моя идеальная - Настя Мирная
Проталкиваюсь к ней в ротовую полость и жадно шарю языком. Сплетаемся, но ненадолго. Настя упирается ладонями в плечи, а потом оглядывается по сторонам, краснеет, опускает голову мне на грудь и закрывает глаза. Обвожу глазами пространство и понимаю почему.
На нас весь магазин таращится, как на каких-то дикарей. Видимо, для моей малышки это уже чересчур. И пусть за дверью квартиры у нас нет запретов, но к постоянным зажиманиям на людях она явно ещё не привыкла.
Одной рукой крепче обнимаю свою девочку за плечи, а второй толкаю тележку, медленно продвигаясь по ползущей со скоростью улитки очереди. Раньше все эти ожидания бесили меня до зубного скрежета, но сейчас вообще насрать. Готов хоть всю жизнь так стоять, прижимая её к себе. Наконец, добираемся до ленты и выгружаем покупки.
— Артём, зачем ты столько всего набрал? Мы вдвоём живём или ты где-то десяток любовниц прячешь? — смеётся, оглядывая гору продуктов.
— Не десяток, а всего одну. — рычу в ответ и коротко целую. — Я не знал, что ты любишь, малыш. Поэтому и взял всего понемногу.
— Мог бы у меня спросить.
— И где бы я тебя искал? Позвонить я тебе тоже не могу. Кстати, сейчас заедем за телефоном.
— Не надо, Тёма. Я собираюсь свой из дома забрать. Завтра хочу съездить.
Выдыхаю и медленно тяну кислород через нос, сжимая кулаки. На хрена ей туда возвращаться?
— Насть, оставь его там. Я тебе новый куплю. Если надо, симку восстановим. На остальное по херу.
— Мне не только за телефоном съездить надо. За конспектами, документами и, — закрывает глаза и тяжело вздыхает, — твоей футболкой.
Она точно ненормальная, что ли? Возвращаться к ним ради тряпки и куска железа?
— Малыш, я уже обещал тебе, что все футболки отдам. Мобилу купим. Конспекты у Тохи и Заболоцкой возьмём. Документы новые сделаем. Не надо тебе туда ехать.
— Нет, Артём, я должна. Помимо конспектов у меня все учебные материалы за два года остались. К тому же телефон — это твой подарок. А футболка… Она очень дорога мне. Понимаешь? Я только своё заберу и всё.
— Настя…
Договорить она мне не даёт. Прикладывает пальцы ко рту и заглядывает в глаза.
— Тём, я знаю, о чём ты сейчас думаешь. И понимаю, что тебе это не нравится. Но я должна поехать. Да, мне страшно. Я боюсь, что с папой что-то случилось. Что если он… Но мне придётся вернуться. Эти вещи много для меня значат.
— Блядь, маленькая, что если они не отпустят тебя? Ты же понимаешь, что тебе придётся столкнуться с предками? И что тогда?
Сильнее сжимаю её тело, а самого конкретно так коноёбит. Опускаю веки и с трудом вентилирую воздух. Как я должен её отпускать к ним? Если ей так нужна вся эта фигня, то сам поеду, но свою девочку не пущу.
— Я знаю, Тёма. Но…
— Завтра сам съезжу. Расскажешь, что где лежит, и я всё привезу.
— И как ты себе это представляешь? Постучишь в дверь и скажешь, что за моими вещами пришёл? Да они тебя и на порог не пустят. Или через окно залезешь? А если папино сердце не выдержало? Что если он умер?
Миронова отводит взгляд и тихо всхлипывает. Понимаю, насколько ей тяжело не только эти слова даются, но и осознание, что она может стать причиной его смерти. Если раньше даже думать себе об этом не позволяла, то сейчас вынуждена столкнуться с реальностью, какой бы хреновой та не была.
Сильнее стискиваю любимую в объятиях и касаюсь губами макушки. Не позволю ей протаскивать себя через это дерьмо. На себя всё возьму.
— Значит, вместе поедем, родная. Я рядом буду. Одну всё равно не отпущу. И если с твоим стариком что-то случилось или случится… В этом нет твоей вины. Ты же понимаешь, что ты ни в чём не виновата, маленькая?
Кладу ладони на её лицо и цепляю глазами. На ресницах слёзы. На щеках мокрые дорожки.
— Нет, Артём, виновата, но теперь я смогу с этим жить. С тобой я всё смогу. Со всем справлюсь. Что бы ни случилось, я больше никогда не сдамся.
— Я люблю тебя, девочка моя.
Ещё утром я даже, блядь, силой не мог вырвать из себя эти слова. Но стоило один раз сказать, теперь не могу остановиться.
Долго не мог вдуплить, почему она сразу про отца не сказала, а решила разорвать со мной отношения, но потом дошло. Настя права: я бы не отпустил её. И какие тогда варианты? Заявиться к ней домой и не оставить выбора? Самому её батю прикончить? Чтобы она потом всю жизнь чувствовала вину за его смерть? Или позволить выйти замуж за этого уёбка и продолжать тайно встречаться? Чтобы из его койки в мою скакала? Даже если бы сама ему добровольно не отдавалась…
Крепче стискиваю челюсти и на несколько секунд закрываю глаза, выравнивая дыхание. Даже думать об этом не стану. Нельзя. Иначе я его убью на хрен.
Нет, я бы не смог сделать из неё шлюху. Это же моя идеальная девочка. Моя Настя. Знаю, что нас обоих от этого на куски растаскивало бы. И как бы я её отпускал к нему?
— С вас восемь тысяч четыреста двадцать семь рублей.
Открываю глаза и тянусь за портмоне, но Миронова уже прикладывает карту и расплачивается, а потом поворачивается ко мне и улыбается. На щеках появляются мозговъебательные ямочки, а глаза горят так ярко, что я топлю в себе всю свою грёбанную гордость. Если ей так надо хоть где-то заплатить, то пусть. Главное, чтобы улыбалась.
Грузим пакеты в тележку и идём к Гелику. Покупки приходится натуральным образом впихивать в тачку, потому что весь багажник её шмотками забит. Когда, наконец, нам это удаётся, открываю пассажирскую дверь и подаю Насте руку. Обхожу капот, запрыгиваю на место водителя и выруливаю с парковки.
— Насть…
— Что?
Выдыхаю.
Блядь, мне срочно нужен никотин. За весь день всего пару сигарет удалось перехватить. Никогда при ней не закуриваю, но сейчас ни херово так меня мотает. Как представлю, что она туда вернётся… Выть, сука, охота. Может, я и эгоистичная скотина, но вообще не против, чтобы её старик коньки отбросил. После всего, через что предки заставили пройти мою девочку, я сам их прикончить готов. Только бы ей не пришлось больше никогда с ними разговаривать и выслушивать их упрёки. Никогда снова она не станет из-за них плакать. Не позволю.
— Тём, — шелестит, когда я слишком
