Дыши - Кристен Эшли
И снова.
И снова.
Затем, со слезами на глазах встала, задула свечу и подошла к необычным крючкам, которые папа прикрепил к моей двери. Сняла с них длинный пастельно-зеленый шарф и обернула его вокруг шеи, поверх проводков наушников.
Поставив песню на повтор, я сняла сосново-зеленое шерстяное двубортное пальто, надела его, маневрируя «айподом», пока застегивалась, схватила варежки, подходящие по цвету к шарфу, и натянула их. Потом взяла ключи.
Слушая песню, открыла дверь и вышла, заперла замок, сунула ключи в карман и спустилась по лестнице, ведущей в переулок к моему «Чероки».
Под песню я обогнула боковой переулок и стремительно пошла, сгорбившись и обхватив себя руками, сквозь яростный, обжигающе холодный ветер, высушивший слезы на моем лице.
Песня все играла, когда я свернула с Мейн-стрит на тихие, темные улицы, ведущие к начальной школе. Все вслушиваясь в слова, я проскользнула через отверстие в заборе и направилась на школьную площадку.
Я слушала их, остановившись у качелей, положила руку в варежке на одну из высоких стоек и опустила голову, прижавшись лбом к рукавице. Слушая, и страдая, я поняла, что на всем белом свете нет ничего хуже, чем умершая надежда.
И я слушала песню, когда сильная рука крепко обхватила мое предплечье, но я также услышала собственный придушенный, удивленный вскрик, прозвеневший, если не в ушах, то в голове, когда эта рука, не колеблясь, развернула меня.
И я взглянула в разгневанное лицо Чейза Китона.
Что за frak?
Я моргнула, глядя на него, и сделала это дважды, прежде чем поняла, что его губы двигаются.
Он разговаривал со мной.
— Что? — спросила я очень громко, чтобы перекричать музыку, которую он не мог слышать.
Его голова дернулась, глаза сузились, даже когда они осматривали мою голову. Я почувствовала, как хватка на моей руке исчезла, и внезапно голос Эллы Мэй пропал, потому что Чейз выдернул наушники из моих ушей.
Потом я услышала его рык:
— Господи, это еще хуже.
Я не поняла. Стоя на холоде, на игровой площадке начальной школы, глядя на разъяренного Чейза Китона, я еще не перешла от отрицания своего одиночества к тому, чтобы прочувствовать его до глубины души, отпустить мечту, ощутить, как во мне пульсирует боль, бьет так, как я знала, буду чувствовать всегда.
— Что хуже? — прошептала я.
— Ты. Гуляешь в одиночестве ночью по городу, полному байкеров, которые любят напиваться, шуметь и трахаться, и делаешь это в наушниках и с такой громкой музыкой, что не услышишь, как к тебе кто-то приблизится, даже если на нем будет гребаный колокольчик.
Конечно, он был прав. Теперь я слышала Эллу Мэй даже без наушников.
Быстрым движением большого пальца я поставила «айпод» на паузу, ответив Чейзу:
— Байкеры дружелюбны.
— Нет, Фэй, это не так.
— Но я живу здесь всю жизнь и встречалась с кучей байкеров. Они дружелюбны.
— Ага, местные не гадят там, где живут. А приезжим чужакам, плевать, где гадить. И если бы с тобой что-то случилось, местным байкерам пришлось бы бросить вызов чужакам, так как они причинили вред одному из них, поэтому, где бы они их ни выследили, там начался бы кромешный ад. Не говоря уже о том, что с тобой ничего хорошо не случится еще до того, как ты устроишь весь этот охеренный кошмар.
— Ты много ругаешься, — прошептала я, и его голова снова дернулась, а глаза снова сузились.
— Что? — рявкнул он.
— Ничего, — пробормотала я и закусила губу.
Его глаза опустились на мои губы, а затем снова скользнули вверх.
Внезапно моя рука оказалась в железной хватке, Чейз потащил меня за собой, заявив:
— Я провожу тебя до дома.
Поскольку он тянул меня за руку, а сам он был высоким, поджарым и мускулистым, мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.
Но я запротестовала, когда мои ноги задвигались вдвое быстрее, чтобы не отставать от его длинных шагов:
— Все в порядке. Правда. Я живу недалеко, и не буду слушать музыку.
Он резко остановился, дернув меня за руку, отчего остановилась и я, и склонил голову так, что его красивое лицо оказалось в дюйме от моего.
Его глаза были сердитыми.
Нет, яростными.
Я перестала дышать.
— Я… провожу… тебя… домой, — сказал он тихо, медленно, четко проговаривая каждое слово.
Я сделала единственное, что могла. Кивнула.
Он начал отодвигаться, его глаза снова сузились и, к еще большему урону моей способности дышать, притянул меня ближе. Его взгляд скользнул по моему лицу, а затем снова вернулся к моим глазам.
— Ты плакала? — спросил он все еще низким, но уже мягким голосом.
Я уставилась на него, и меня осенило, что он подвел нас ближе к тротуару, где в свете уличных фонарей мог видеть меня яснее.
— Нет.
И вот снова!
Очередная ложь!
Чейз уличил меня в ней, и он сделал это снова тем тихим, мягким голосом, который обычно придавал его низкому привлекательному голосу большую глубину и намного-намного большую привлекательность.
— Милая, у меня есть глаза.
Мне очень нравилось, когда он называл меня «милая». Он сделал это уже дважды, и оба раза это казалось подарком.
Конечно, он, наверное, всех созданий женского пола называл «милая». Так что это был не подарок. Это было сказано просто так. Неосознанно.
Я вдохнула и расправила плечи.
— Хорошо, Чейз. Я плакала. Но данный факт и его причины, тебя не касаются. И раз уж ты так горишь желанием исполнить свой долг блюстителя закона и убедиться, что я в безопасности, проводи меня до дома. Но давай пропустим допрос, если не возражаешь.
— А вот и характер, — пробормотал он.
— Что?
— Ничего, — все также пробормотал он, дернул меня за руку, и мы снова пошли.
Я хотела спросить, почему он бродит по улицам посреди ночи, но сдержалась. Я хотела спросить, где его внедорожник, так как высматривала его, когда мы шли по морозным городским улицам, и не увидела, но снова сдержалась. Я хотела попросить его отпустить мою руку, но и здесь я сдержалась.
Я просто шла рядом с ним, он крепко держал мою руку в своей большой, теплой ладони, и я пообещала себе, что не сделаю ничего глупого и драматичного. Вроде того, как позволила эмоциям и красивой, душераздирающей песни отправить меня на опрометчивую ночную прогулку. Которая никак не прояснила мои мысли под слова песни, неоднократно вывернувшей мою душу.
На самом деле, я решила (конечно, драматично), с того момента, как мы свернули в переулок к тупику, ведущему к моей квартире, что
