Фурия (СИ) - Вийя Шефф

На полу лежит распростертая Сэл, а сверху над ней железный кран, к которому крепилась страховка.

От ужаса у меня останавливается сердце, но я рвусь к ней, что есть мочи.

Рабочие уже снимают с неё эту гребанную железяку. Я помогаю. Подскакиваю к ней. Первое желание — взять и унести её с этого кошмарного места. Но меня кто-то хватает за руки и говорит:

— Нельзя! У неё может быть сломан позвоночник, до приезда врачей трогать не положено.

— Тогда вызывайте! — отчаянно кричу на него.

Внутри всё сжимается от безысходности. Перелом позвоночника… Я знаю, что это. Пусть у меня была лишь трещина после аварии, и то сейчас без постоянных физических нагрузок я буду мучиться болями в спине, как Стаська, которая из спортзала не вылезает просто.

К уху Сэл стекает тонкая струйка крови. Я провожу рукой по её голове. Чуть выше лба в волосах небольшое рассечение, ударило краем конструкции.

Минут через пять приезжает скорая. Сэл грузят и увозят в больницу. Мне с ней не разрешают поехать, говорят только название госпиталя.

Я мчусь туда сам. По пути звоню Мишке, он приезжает в больницу уже спустя пять минут после меня.

— Что говорят? — озабоченно спрашивает, переводя дыхание, похоже, бежал.

— Ничего. Закрытая черепно-мозговая. Других внешних повреждений нет. Маты смягчили удар. Сейчас её врачи осматривают.

— Может и ничего страшного, — пытается меня успокоить.

— Может быть, но пока не скажут точно, как- то не легче… — прячу лицо за руками.

Страшно… Очень страшно…

Мы ждём почти два часа, прежде чем к нам выходит доктор.

— Как она? — кидаемся я к нему.

— Черепно-мозговая травма. Кости целы, у неё крепкий скелет. Рана на голове тоже не глубокая, наложили четыре шва. Но всё равно существует опасность распространения отёка мозга из-за внутренней гематомы. Мы хотим ввести её в медикаментозную кому. Для этого нужно согласие близких родственников. Мы связались с мужем.

— Каким ещё мужем? — рявкаю я. — Она в разводе.

— В документах указан контактным лицом он, — с металлическими нотками в голосе проговаривает врач.

— Каких документах?

— Успокойся, Алекс! — хватает меня за плечо Мишка и сильно надавливает. — Медицинская страховка, там указывают человека, кому первому в случае необходимости нужно позвонить и если он является близким родственником, то и решения принимает он. Обычная процедура. Она забыла поменять имя.

— Он ей больше никто! — хриплю я чужим голосом.

— У них предписания и они им следуют.

— Кто тогда будет решать этот вопрос? — смотрит на нас доктор.

— Я! — заявляю ему.

— Ты не можешь, Алекс. Формально ты никто, — не соглашается Мишка.

Я смотрю на него как на врага.

С какого, блядь, я никто!

— Я позвоню Стасе и всё расскажу, попрошу прилететь.

— Кто это? — спрашивает доктор.

— Её сестра.

— Сестра — отлично. Но у вас не очень много времени. Максимум двенадцать часов.

— Хорошо…

Мишка уходит звонить Стаське и заодно поднять на крыло самолёт, чтобы её привезти.

Через полчаса в коридоре нарисовывается Рон.

— Какого хрена ты припёрся? — огрызаюсь на него.

— Мне позвонили из администрации больницы, я приехал.

— Не сильно торопился.

— Я был за городом. Как она?

— Хреново. Врачи хотят в искусственную кому ввести, нужно разрешение родственников.

— Я как раз здесь за этим.

— Ты ей больше не муж! — с кулаками на него.

— Алекс! Угомонись! Ты понимаешь, что от него зависит её жизнь? — прикрикивает на меня вернувшийся Мишка.

— А если бы у неё никого из родных не было?

— Это бы решали тогда другие органы и врачебный консилиум.

— Вот и пусть его собирают.

— У неё есть родственники!

— Так что будем ждать, когда отёк пойдет дальше или я подпишу бумаги? — интересуется с превосходством Рон.

Знает гад, что только он может быстро решить проблему.

— Подписывай! — пилю его ненавидящим взглядом.

К вечеру на Сэл страшно смотреть. Бледная, будто обескровленная, она лежит неподвижно на кровати вся в трубках и проводах. Рядом что-то гудит и пищит.

Почему все эти приборы не сделать бесшумными? Они же только мешают!

Я всю ночь провожу у её постели, наплевав на слова врачей и медсестёр, которые говорят, что она сама не проснётся. Просто сижу и смотрю на неё со слезами на глазах.

Господи, не такой помощи я у тебя просил… Совсем не такой…

Утром в больницу приехала Стаська и выгнала меня домой. Но и там я не мог найти себе место.

Всё время тянет в больницу, туда, где весь смысл моей жизни.

Я тупо брожу из комнаты в комнату. Рассматриваю вещи в спальне Сэл. Трогаю каждое платье в её шкафу.

А если она больше их никогда не наденет?

Эта мысль приводит меня в ещё больший ужас.

Я не могу её потерять сейчас… Не хочу! Мы только всё вернули.

Так длится неделя. Потом доктора оповещают, что опасность миновала, и начинают постепенный вывод её из сна.

С души камень упал. Нет. Огромный валун, который все эти дни давил на меня.

Это постепенный процесс и занял он пару дней.

В последний мне, как на зло нужно было отлучиться на студию для записи.

К Сэл всё равно никого не подпускаю пока. А мне надо отвлечься. И я уезжаю. Может быть, и не сделал бы этого, но Мишка и Стаська настаивают.

К концу дня приходит сообщение от младшей Селивановой:

" Она пришла в себя!"

Сидеть на студии дальше нет смысла, всё сделано, и я молнией в больницу. Да и не могу я после этого спокойно работать.

Мишка встречает в больничном коридоре.

— Всё нормально? — набрасываюсь с вопросами на него.

— Нормально, — проговаривает как-то сдавленно.

По глазам видно, что что-то не так.

В палату.

Сэл сидит в кровати и о чём- то разговаривает со Стаськой, на которой нет лица. Но я не сразу это замечаю, а бросаюсь к любимой с поцелуем.

Она вцепляется в мою рубашку и отталкивает от себя.

— Какого хрена ты тут делаешь, Гроу? — смотрит с отвращением в глазах.

Глава 13

— В смысле, какого хрена? — не понимаю её вопроса.

— Алекс, пойдем! — тянет меня за плечи Стаська. — Она тебя не помнит, — тихо произносит, когда мы выходим из палаты.

— Как не помнит? — бросаю взгляд на дверь.

— Вот так! Мишу тоже. Вернее, тебя она не помнит, как своего парня. Последние десять лет стёрлись из её памяти. Врачи сказали — это временно и память вернётся. Нужно немного подождать.

— Во-о-бще ничего?

— Вообще… Она спросила у меня, как дела у папы и мамы, — закрывает лицо