Нет дыма без меня - Энни Дайвер
Боже, ну почему все так не вовремя!
– Нет, Гога, – зачем-то вру, не желая рассказывать о Дымове, потому что тогда придется сознаться, что пила кофе я не с обычным приятелем, а с бывшим, который сердце мое из груди выдрал, оставив меня бесчувственной ледышкой. Хотя кому это теперь интересно, если Тоха ясно дал понять, что я не стою затраченных трудов. – Спасибо за вечер, Антон.
Разворачиваюсь и, ни разу не споткнувшись и не отклонившись в сторону, захожу в подъезд.
Сердце сумасшедше колотится в груди. Я не чувствую ни вины, ни печали – только необычайную легкость, с которой почти взлетаю на седьмой этаж, попутно слыша звук входящего сообщения. Неужели Антон так быстро понял, что наговорил кучу лишнего? Долго вожусь с замком и, плюхнувшись на банкетку в прихожей, открываю сообщение.
«Не сбрасывай в следующий раз, я хотел просто поболтать».
Губы растягиваются в глупой улыбке, закрываю лицо руками и бессильно мычу, потому что моя реакция на Егора слишком сильная. Его внимание ярко отзывается в области солнечного сплетения. Сброшенный звонок и невинная эсэмэска впечатлений вызывают больше, чем закончившееся крахом свидание, и это совсем нехорошо. Кусаю губы, чтобы отвлечься от эйфории, в которую я впадаю, потому что внимание Дымова какое-то особенное. Он не флиртует – никогда этого не делал – и всегда говорит просто и искренне. И я снова не могу ему противостоять, хоть и очень пытаюсь.
«Была занята, ходила на свидание».
Ответ набираю быстро, а вот палец над кнопкой «отправить» держу долго, раздумывая, стоит ли ввязываться в диалог. В конце концов, я ничего ему не обещала, разве что можно уколоть его немножко, чтобы понимал: срок годности наших отношений давно истек.
Зажмуриваюсь и откладываю телефон. Сообщение летит прямиком к Дымову, и я подскакиваю с места, нервно расхаживая по квартире.
Нет, так не пойдет. Подумаешь, отправила одно сообщение, к тому же вполне невинное. Значит, нужно выдохнуть и успокоиться. А еще вернуться к игнорированию Дымова, который так настойчиво рвется в мою жизнь. И я совру, если скажу, что видеть мне его неприятно. Больно – да, но не неприятно.
Неторопливо принимаю душ, в голове мысли вертятся: ответит или нет. Надеюсь, что нет, иначе я изведу себя догадками о том, к чему все наше общение. Мы ведь уже попробовали шесть лет назад – не вышло, а в одну реку дважды только дурак сунется. Значит, не в этом дело.
Завариваю травяной чай и кутаюсь в одеяло по шею. Только сейчас руки доходят до телефона. Нужно проверить будильник, но я, конечно же, зависаю на новом сообщении, потому что на самом деле ждала, что он ответит.
«Была? Оно закончилось и ты вернулась домой до одиннадцати? Умница, Тори».
Дымов не упускает возможности вернуть мне колкость в ответ, только это выходит так беззлобно, даже почти заботливо, что я опять глупо улыбаюсь и закатываю глаза. На это сообщение я отвечать не буду. Я же умница и не слишком хорошим мальчикам по ночам писать не стану, поэтому допиваю чай и проваливаюсь в сонное забытье, мечтая, чтобы скорее наступило завтра.
Вселенная и в этот раз игнорирует мои просьбы. Я просыпаюсь в холодном поту и с криками, потому что я опять оказываюсь в том бутике с тем же жутким грабителем в маске. И он опять стреляет, только в последний момент передо мной оказывается Дымов, закрывая собой. Ловит пулю и падает, а я кричу так громко, что в горле саднит даже после пробуждения.
Подскакиваю с кровати и включаю весь свет: верхний, обе лампы по бокам от кровати – и только тогда хоть немного успокаиваюсь. Обхватываю колени руками и покачиваюсь вперед-назад, как сумасшедшая. Хотя я такая и есть. Сжимаю в ладони телефон, перебирая, кому позвонить. Тоха отпадает сразу же: он мало того, что не знает о произошедшем, – еще подумает, что я извиняться звоню. А мне не за что. Расстались мы с ним сегодня на отвратительной ноте, так что даже слышать его не хочется. Отец тоже не в курсе, да и не поймет он моих душевных терзаний, мы после смерти мамы стали с ним бесконечно далеки, а после расставания с Дымовым и вовсе придерживались прохладно-дружеских отношений. Оля единственная, кто в курсе всего, но ей мне набрать не хватает смелости. Она ведь примчится по первому зову, будет носиться со мной, как с маленькой, успокаивать и всю ночь следить за моим сном. И я попросту не могу так поступить.
В ванной что-то с грохотом падает. Я взвизгиваю и чуть ли не слезами заливаюсь от испуга. Наверное, опять кондиционер поставила на край полки, и тот грохнулся, но попробуй это воспаленному сознанию доказать. Мне срочно нужно услышать кого-то, и желательно, чтобы он сказал, что я не схожу с ума. Знаю, что не должна этого делать. Мне стоит бежать как можно дальше, прятаться и надеяться, что мы больше никогда в жизни не увидимся. Но мне страшно, трясет даже в тепле и под одеялом, это точно от ужаса. Потом спасу сердце, сначала надо позаботиться о голове. Поэтому я малодушно набираю номер Дымова, и только когда он сонно отвечает, понимаю, что время уже третий час и я его самым наглым образом бужу.
– Привет, Тори, – бормочет хрипло. Живой, и страх потихоньку отступает.
– Не просыпайся, – говорю тихо, стараюсь держаться уверенно, но голос дрожит. – Я не увидела, сколько времени. Поэтому прости, что потревожила. Спи.
Просто фантастическая дурочка. Взяла и позвонила бывшему посреди ночи, чтобы поплакаться в жилетку. Безумие. И я в нем самая ненормальная.
– Говори, что случилось, – звучит уже значительно бодрее. Егор с шумом вздыхает, а потом я слышу шлепки босых ног по полу. Это точно плохо. Мой импульсивный порыв стоит бойцу СОБРа сна, и я очень надеюсь, что ему завтра не нужно на работу.
Дымов ждет, не торопит меня, дает собраться с мыслями и силами. И я пытаюсь, но ничего не выходит. И так с трудом держусь, чтобы снова не расплакаться, хотя ужаса уже нет. С Егором все в порядке, он дома дрыхнет, не то что я. Но лгать ему после всего кажется несправедливым. В конце концов, даже если я придумаю какой-то правдоподобный бред, он все равно перезвонит и вытрясет всю правду. Или приедет и будет искать меня до самого утра.
– Мне опять снился кошмар, – выдаю и кусаю губы. Мне требуется два его вздоха, чтобы успокоиться, а ему
