Фулл сайз. Только не в меня - Инга Максимовская
– Он полезный, и я подумала… – ее губы кривятся от обиды и разочарования. И бог знает, какие мысли бродят сейчас женской голове. – Маришке понравилась каша. Бутерброд на завтрак не самое правильное питание для малышки. Даже с авокадо.
– Господи, зачем я приволок ваш саквояж? – злиться на эту растыку сегодня у меня не получается. Зато очень хочется спать, наевшись вкусного геркулеса. – Где вы взяли этот свитер? В секонд-хенде «Все для бородатых бардов»? Я даже удивлен, что вы предпочли саквояж, а не рюкзак с палаткой и запасом сухпайка на неделю.
– Вы правы, – кончик ее носа краснеет, и меня это жутко заводит. – Я хотела взять рюкзак вчера. Просто его не нашла быстро. А свитер этот мой любимый. И вообще, какое вам дело в чем я хожу?
– Наверное потому, что он скрывает фигуру. Я прав? Только, дорогая, ни один Геркулес не поведется на закутанного в плащ-палатку бегемота, – ухмыляюсь, наконец пробудив в чертовой зеленоглазой глупышки проблески злости. Вдыхаю носом тонкий аромат ярости, и плыву от острого удовольствия. – Ну же, опрокиньте мне на голову вашу тарелку с остывшей вкусняшкой. Вы же готовы?
– Не дождетесь, – кривит губы Вера, отворачиваясь от меня. Собирает со стола пустые тарелки с такой прямой спиной, что кажется ненастоящей. Манекеном размера фулл сайз.
– Пап, я готова ехать за Капитаном Всесильным, – прерывает поток бессвязного идиотизма Маришка. – Мы же ему купим подарки? Всем, кто лежал в больнице положены сюрпризы. Ты сам говорил, помнишь? А, кстати, ты Вере сюрприз дарил уже?
– Я куплю ей вещмешок, – хохочу, вытирая салфеткой усы от какао, с мордашки моей девочки. – И десять томов бардовских виршей. Вера, как вам идея?
– Прекрасная, – кривит губы в улыбке «булка», прожигая меня взглядом. – Взамен я подарю вам игрушечную рыбу.
– Это еще зачем? – мне даже интересно, чем закончится этот поединок. У девки явно есть зубки, которые она усиленно прикрывает розовым бантом.
– Будете упражняться на ней в остроумии. И кстати, в игре на нервах меня не победить даже вам. Я могу подарить вам самоучитель по этому увлекательному действу.
– Она наверное зачитан до дыр? – недовольно бурчу я, чувствуя, что в этот раз последнее слово остается за гребаной «булкой».
Спина у Веры прямая. Будто аршин проглотила. Пучок этот уродский старушечий на голове. Она намерено себя уродует. Но зачем? Что произошло в ее жизни, что так ее тряхануло. Надо бы выяснить. Сегодня же позвоню начальнику охраны, пусть соберет досье. Я смотрю вслед женщине, уводящей за руку мою дочь, и не понимаю, что чувству. Эта толстая дурища отчего-то стала занимать слишком много места в моих мыслях, в моей жизни, в моем доме. И Маришка скачет радостным щенком, я наверное впервые в жизни вижу свою дочь настолько живой и счастливой. Почему? Как чертовой бабе удается делать этот дом нормальным одним своим присутствием? Точно ведьма. Зеленоглазая чертовка.
Телефон оживает в кармане. Я смотрю на дисплей, и кажется, что мне на шею накинули удавку ярости, сжимающуюся, словно ледяной питон вокруг моей шеи.
– Ну как ты, братишка? Завалил толстуху? – голос Бориса, искаженный расстоянием сочится патокой. – Алмаз бьет копытом в ожидании нового стойла?
– Копытом пока бьешь только ты, – рычу я, не в силах совладать с разрушительной злостью. – Только у тебя, Боря, они раздвоенные, как у черта. Кстати, Гогену я подготовил место в комнате для прислуги. В той, где спала сегодня баба. Надеюсь ты не потребуешь с меня вымазанную ее кровью простыню?
– Мне будет достаточно фотографии, дружище, – больше не смеется Борюсик. Ему явно не понравился тон нашей беседы. – Я люблю рассматривать спящих пухляшек одетых в костюм Евы. Или раздетых, как там правильно? Они такие беззащитные, правда?
– Да ты извращенец, – хмыкаю, но затея мне не нравится совсем. Одно дело просто приручить бабу, другое – втоптать ее в дорожную пыль. – Я не знаю, смогу ли вывезти такое зрелище. И кажется это уголовно наказуемое деяние, отправлять фото голых баб без их ведома третьему лицу.
– Не строй из себя чистенького, Ярцев. Ты такой же кусок дерьма, как и я. Нет, еще хуже. Ты согласился сломать постороннюю бабу за размалеванный кусок холста. Так что, еще неизвестно, кто из нас больший извращенец. Алмаза могу забрать хоть сегодня, раз всесильный Макар Ярцев превратился в соплю. Так и скажи, что обделался и отступись уже.
– Хрен тебе, а не мой конь. Ты прав Боб. Я монстр, мне это нравится. Но я подонок для всех, так что не расслабляйся. Игра штука тонкая, кто его знает, как все обернется.
– Ну, слава богу, а то я уж подумал, что и ты на светлую сторону перешел. Но обидно, конечно. Стойло-то я подготовил уже…
– Да пошел ты, – рычу я и с силой бросаю телефон в стену, под испуганным взглядом повара.
– Прибери тут, – рычу, отшвыривая стул, на котором сидел. В глазах плывут радужные круги. Чертова Вера, ну на кой черт она приперлась в гребаную жральню Борюсика? Проклятая дура. Сама виновата.
Вера– А потом мы купим Всесильному домик, миски, туалет и мышку. Так папа сказал, – стрекочет Маришка возбужденно, и загибает пальчики, перечисляя все блага, что скоро свалятся на голову мелкого найденыша, еще вчера отдававшего богу душу на улице.
Я сижу привалившись спиной к неудобной диванной спинке и рассматриваю интерьер ветеринарной клиники: белые стены, белая мебель, белый пол. Все белое, разбавленное металлическим блеском хрома и картинками с изображением жизнерадостных «кошечек-собачек» заключенных в стеклянный плен дорогих фоторамок. Холл лечебницы больше похож на фойе современного дворца, и пахнет в ней не страданиями четвероногих, а дорогим ароматизатором, кофе и роскошью. Как и все, что окружает Макара Ярцева. Этот мир чужой для меня, а Маришка чувствует себя прекрасно.
– А у тебя был когда-нибудь котенок или песик? – интересуется она, болтая ножками, обутыми в смешные угги, усеянные блестящими каменьями.
– Нет, – дергаю плечом. Не было у меня никого. Мама запрещала в детстве. У Славки была аллергия, когда мы начали с ним встречаться, во время беременности я боялась токсоплазмоза. А потом… Потом я боялась, что не смогу подарить спокойствие и безопасность даже животному. Что просто
