Одна на миллион (СИ) - Шолохова Елена
– Увы, – вздохнула я.
Я остановилась рядом с дверью. Сесть он мне не предлагал, и вообще, по-моему, ему ужасно нравилось это положение вещей, где я вдруг стала его подчинённой. Ну что ж, ладно, пусть пока потешит своё самолюбие. На первых порах я ему даже подыграю.
И я напустила на себя покорный вид. Ни к селу ни к городу вдруг вспомнилось, как в восьмом классе меня вызвали к директору из-за стычки с одноклассницей. Конфликт спровоцировала она, приревновав ко мне… ой, уже не помню, кого именно. И ничего лучше не придумала, как измазать моё белое кашемировое пальто какой-то чёрной вонючей гадостью. Но на месте преступления её засёк пятиклассник и доложил мне. Просто его как-то обижали мальчишки, а я вступилась, вот он и проникся.
Я вернулась в класс и без разговоров взяла её сумку. Она в первый миг опешила, но когда я расстегнула замок и заглянула внутрь, стала кричать, мол, неприлично шарить по чужим вещам, хватать меня, пытаясь вырвать сумку из моих рук. Но я уже обнаружила там баночку с чёрным кремом для обуви. И крем этот вонял так же, как мерзкие пятна на моём пальто. В общем, сумку я в отместку вышвырнула из окна, а кабинет у нас находился на четвёртом этаже. Да и сумка была расстёгнута, так что в полёте всё повысыпалось и разлетелось по школьному двору. В том числе телефон, который, понятно, разбился. Её мать подняла бучу, требовала десять тысяч – столько стоил мобильник этой дуры. Но когда она узнала, сколько стоило моё пальто, то сразу прикусила язык и предложила всё забыть и помириться.
Так вот почему-то меня, не мою одноклассницу, а меня вызвал к себе директор. Я так же тогда стояла у порога и делала вид, что раскаиваюсь. Пал Палыч, директор, между прочим, взрослый сорокалетний мужик, отягощённый семьёй, распекал меня, а сам смотрел так, будто съесть хочет. Даже губы облизывал. Потом подошёл и, повторяя, какая я плохая девочка, погладил по спине, между лопаток. Брр.
И вот с чего вдруг я это вспомнила?
Соболев вдруг поднялся, сунул руки в карманы брюк, неспешно приблизился. Остановился в двух шагах, оглядел меня с ног до головы.
Ну, меня такими взглядами не проймёшь. Хотя, если честно, всё же сумел, гад, вызвать во мне лёгкое волнение, но ему этого знать не стоит.
– Вадим Сергеевич, – он вынул правую руку из кармана и протянул мне. – Впрочем, вы можете меня, простого смертного, звать просто – Вадим.
Я слегка поколебалась, но ответила на рукопожатие.
– Анжела.
Ладонь у него оказалась сухая, крепкая, тёплая. И… я вдруг заволновалась ещё больше. Чёрт, какая глупость!
– Анжела? – взметнул он в деланном удивлении чёрные брови. – Без отчества? Без регалий? Так просто? А как же должное почтение?
Ну, ясно, держит на меня зуб за «лакея». Насмехается. И мне, если уж по правде, всё ещё страшно неловко, конечно, но теперь гораздо сильнее меня беспокоит это дурацкое волнение. Сроду такого не бывало. И покрасивее, чем этот Соболев, случалось, подкатывали, но никогда меня это не трогало. С холодной головой и спокойным сердцем я, в итоге, всех отшивала. А теперь дрожу как струна от лёгкого прикосновения смычка. Хотя понятно, почему так. Ведь с теми другими я впросак не попадала, как с ним, вот и не волновалась. А с этим – раз за разом, потому и смущаюсь. Это ещё хорошо, что я от природы не краснею. Но сердце совершенно явственно затрепыхалось, особенно когда я посмотрела ему в глаза, тёмно-карие, почти чёрные. Чтобы скрыть смущение, я вздёрнула подбородок и ляпнула первое, что пришло на ум:
– Ну, если вам так неудобно, можете звать меня госпожа.
Он неожиданно рассмеялся, чуть откинув голову назад, и меня отпустило. Смех у него звучал весело и искренне, а это означало, что, во всяком случае, он не злится на меня. Уже хорошо.
– Значит, решили заняться карьерой? – Он снова сунул руки в карманы, склонил голову немного набок и заинтересованно уставился на меня.
– Отец решил, – поправила я, хотя, думаю, этот Соболев и так в курсе.
– А вы сами что думаете?
– Ничего не думаю, я здесь, потому что выбора мне не оставили.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Выбор есть всегда, – пожал он плечами.
Он ещё и философ!
– Значит, работа – это так, чтоб папа отвязался?
Я промолчала, давая понять мимикой, что он прав.
– Ну, ничего. У нас интересно. Втянетесь и вам ещё понравится тут работать.
Я снова промолчала. А что на этот бред ответить? Да и зачем что-то отвечать, переубеждать его? Я просто протяну время до сентября, восстановлюсь в универе, начну учиться, отец от меня и отвяжется с этой идиотской работой.
– Ну, пойдёмте. Покажу вам наше царство, ну и конкретно ваше рабочее место.
Он шагнул ещё ближе и открыл дверь. А потом… этот нахал вдруг приобнял меня за плечи! Вот недаром мне наш директор школы вспомнился! Правда, у Соболева это не выглядело каким-то домогательством, а так, что-то типа дружеского жеста, но мне стало опять не по себе.
В коридоре, к счастью, он руку убрал, но кожа под блузкой, там, где меня касались его пальцы, продолжала гореть.
– Сначала зайдём в кадры, пусть подготовят трудовой договор, приказ и что там ещё надо…
Он толкнул соседнюю дверь. За массивным столом восседала дама сильно в годах. Дородная, с тройным подбородком, сиреневыми кудрями и с застывшим осознанием собственной важности на лице.
Пожилая дама вопросительно посмотрела сначала на него, потом на меня.
– Здрасьте, Мина Яковлевна. Скажите вашим девочкам, что у нас новый сотрудник. Пусть подготовят все бумаги.
– В каком отделе? – недовольно нахмурилась она.
– В моём.
Несколько секунд она таращилась на него недоумённо. Затем взгляд её прояснился, будто она что-то вспомнила.
– А-а-а, так это…? – теперь уже с интересом уставилась на меня дама, не договорив.
– Она самая. Госпожа Анжела.
Я метнула в него сердитый взгляд, но он в ответ лишь беззаботно улыбнулся. Зато важная дама тотчас превратилась в саму любезность и пообещала к обеду всё сделать.
– Теперь пора вас познакомить с нашей командой, – сообщил он, покидая кабинет директора по персоналу.
Соболев уверенно шагал впереди, а я еле поспевала за ним. На десятисантиметровых шпильках особо не разгонишься. Время от времени он оглядывался, останавливался, ждал.
Мы свернули на лестницу, а лучше бы пошли к лифту. Не люблю я спускаться на высоких каблуках. И к перилам прикасаться брезгую, мало ли кто их трогал.
Но он хоть тут сбавил шаг. Я с интересом разглядывала его со спины: смуглый затылок, белоснежный воротничок рубашки, чёрные волосы. Кстати, красивые волосы, чистые, здоровые, хорошо лежат. И причёска такая, нормальная, мужская, а не этот намозоливший глаза андеркат или ещё «лучше» – топ кнот. Да и вообще, Соболев явно из тех счастливчиков, кому плешь и залысины не грозят. Я задумалась и не сразу сообразила, что он снова оглянулся. И конечно же, засёк, как я мечтательно его разглядываю.
В чёрных глазах промелькнула усмешка. Я досадливо поморщилась, но потом решила – плевать. Пусть думает, что хочет. Но мы-то знаем… додумать я не успела, проклятый каблук подвернулся набок. Я, испугавшись, охнула, взмахнула руками, тщетно пытаясь ухватиться за воздух и удержать равновесие. Куда там!
Считать бы мне ступеньки пятой точкой, если бы на мой полувскрик не обернулся Соболев. Среагировал он моментально – успел меня поймать и не дал упасть.
Я перевела дух, не сразу обратив внимание, что ладони его задержались на моей талии чуть дольше, чем было необходимо.
– Стоишь? Не падаешь? Нормально всё? – спросил он, глядя в глаза, и медленно убрал руки.
– Спасибо, – в полнейшем смятении поблагодарила я, как-то отстранённо отметив, что он вдруг перешёл на «ты».
– Не за что, – улыбнулся Соболев. – Но в следующий раз буду лучше сзади идти, раз произвожу такой… сногсшибательный эффект. А то вдруг не угляжу за госпожой…
Я выдавила улыбку, мол, оценила его юмор. А про себя подумала – угу, мечтай. Однако каков нахал.