Здравствуй, папочка Мороз! - Амелия Борн
– Я помогу, – сказала Вьюгина, когда Митя пытался надеть курточку.
Они отвлеклись на этот процесс, и я, не раздумывая, схватил чашку и стал запихивать в карман пальто. Вот, черт! И кто придумал настолько маленькие карманы на настолько дорогих вещах?
– Дядя Павел пытается спрятать кружку! – не без восторга оповестил малой всех в радиусе нескольких метров.
Разумеется, все взгляды тут же приковались к тому, что я делаю.
Я надел на лицо самую обыденную улыбку. Еще не хватало завтра появиться на страницах масс-медиа с каким-нибудь заголовком вроде того, что Мельников – клептоман. Совсем не хотелось бы расспросов со стороны Лаймы. О которой я, в общем-то, весьма благополучно забыл.
– У нас такая предновогодняя традиция! – объявил в ответ. – Всегда забираю чашку сына, ту самую, из которой он пил свое какао!
Я тотчас понял – в меня вперились десятки глаз. В том числе – взгляд Вьюгиной, обещающий мне все кары мира. И Митин – пропитанный надеждой.
– Все, уходим, – сказал тихо, когда чертова чашка наконец уместилась в кармане.
Митя и Снежана направились на выход из ресторана, я же дождался спешащего к нам официанта, которому сунул в руку пятитысячную купюру.
– И здесь ничего не было, – произнес с долей угрозы, на что официант отреагировал достойно.
– Ничего не было, – отозвался он эхом, и я не без чувства удовлетворения направился следом за Митей и его мамой.
Весь обратный путь до дома, куда нас подвез Мельников, Митя был странно молчалив. Только поглядывал исподтишка на моего бывшего босса с каким-то странным выражением в глазах. О чем он думал в тот момент? Я не знала. Но уже успела себя мысленно отругать. У сына наверняка возникнут вопросы о том, кто этот мужчина, а ответов на них у меня пока не было.
Быстро распрощавшись с Мельниковым, мы с Митей пошли к подъезду. Уже у самой двери что-то заставило меня обернуться. Бывший босс стоял, опираясь бедром о капот машины и смотрел на нас, не отрывая взгляда. В этот момент его лицо приняло то задумчивое выражение, что я несколькими минутами назад заметила у сына. Они были так похожи, что это вызывало невольную дрожь.
Встретившись с Мельниковым глазами, я инстинктивно взмахнула рукой на прощание и поторопилась скрыться в подъезде. Подальше от той сексуальности, которую этот мужчина буквально источал. При этом не прилагая к тому никаких усилий.
Когда мы с Митей оказались наконец в уютном тепле дома, я с облегчением перевела дух. Сложно было находиться в обществе Мельникова и не подпадать при этом под его обаяние. Страшно было представить, как сумею со всем этим справиться, если Митя действительно окажется его сыном, но – придется. Куда труднее было видеть, как твой ребенок страдает без отца.
– Ну что, по чашке какао и сказку на ночь? – бодро предложила я сыну, когда мы переоделись. Он – в пижаму с новогодним принтом, а я в любимую футболку со смешным енотиком.
Митя рассеянно кивнул и мы устроились вместе на теплом пушистом ковре рядом с елкой. Обнимая сына, я ощущала в этот момент такое умиротворение, что казалось, – это и есть счастье. И никто нам с ним больше не нужен! Вот только для Мити все, увы, было иначе.
Взяв в руки подарочное издание «Шелкунчика» с большими цветными иллюстрациями, я продолжила читать там, где мы остановились накануне:
– Милая Мари, – сказал он, – ты видишь больше, чем все мы, взрослые. Береги в себе это светлое царство, верь и станешь такой же прекрасной принцессой, как Пирлипат. Но не прогоняй Щелкунчика, а защити этого несчастного уродца от мерзкого мышиного короля. Только ты и можешь спасти Щелкунчика. Будь стойкой и преданной…
Я прервалась, заметив, что сын меня не слушает. Вопреки обыкновению, он не задавал никаких вопросов, просто сидел тихо, вертя в руках чашку с Олафом, но так и не прикоснувшись к напитку.
– Солнышко, ты не хочешь слушать про Шелкунчика? – спросила я, уже чувствуя, что подошло время того разговора, которого так опасалась.
Митя завертелся на месте и, повернувшись ко мне лицом, спросил:
– Мамочка, а папа ведь не вернется?
Я на мгновение растерялась, не сразу осознав, о чем он. Показалось, что Митя спрашивает о Мельникове, с отцовством которого я уже почти свыклась, но потом дошло – он о своем «настоящем» отце. Том, что якобы уехал далеко-далеко по делам.
– Я не знаю, милый, – ответила честно, поправляя порядку волос, упавшую сыну на лоб.
– А тот… дядя Павел… он хочет быть моим папой? Он сказал, что я его сын…
Ну Мельников, чтоб тебя! И надо же было говорить громогласно на весь ресторан подобные вещи? Он сам, может, забыл о своих словах через пять минут, а Митя… Митя, похоже, цеплялся за эту фразу, как за последнюю надежду.
– А ты бы хотел, чтобы он был твоим папой? – спросила мягко.
– Он прикольный, – хихикнул сын. – Я раньше не видел, чтобы кто-то из взрослых пытался украсть чашку…
– Вот что, солнышко, – решительно заговорила я. – Мы с тобой обязательно поговорим про дядю Павла, но попозже. Идет?
Митя задумчиво посмотрел на меня, потом кивнул.
– Мамочка, я просто хотел, чтобы ты знала – я не против, – заявил он серьезно, почти как взрослый.
Я невольно улыбнулась. Сын, очевидно, думал, что я просто хочу завести мужчину. Но все как раз было с точностью до наоборот. Мужчина в лице Мельникова мне совсем не грозил.
– Тогда давай читать дальше, – бодро объявила я, снова раскрывая книгу.
Бывший босс в следующий раз позвонил мне тридцатого декабря вечером. Отвечая на звонок, я уже понимала, с какими новостями он звонит. Сердце предательски заколотилось, словно от того, что он сейчас скажет, зависела вся моя дальнейшая жизнь. Но это же глупо! Мы с Митей столько лет прожили безо всякого мужского вмешательства, и даже если Мельников не его отец, сможем отлично жить и дальше только вдвоем! Так почему же невозможно
